Больше чем просто дом (сборник)

— Так он формировал свою личность, — сухо произнес Барнс, — расправлял крылья. Одному Богу известно, какие номера он откалывал за границей.

— Вероятно, сейчас его личность уже сформировалась, — миролюбиво сказал Стаббс; он всегда хорошо относился к Луису Айэрленду и сейчас втайне решил написать тому и узнать, не нуждается ли он в деньгах.

— Как бы то ни было, он теперь не имеет ко мне никакого касательства, — объявил Барнс. — Я ему больше не смогу ни помочь, ни навредить. Если мы признаем его успехи (на мой взгляд, весьма сомнительные), давай-ка все же разберемся, к чему мы пришли. На следующей неделе я поеду в Миннеаполис, чтобы повидаться со Скофилдом, но прежде надо подвести баланс. В моем представлении, успеха добились ты, Отто Шлак и Джеймс Мацко (я не беру в расчет его личные качества); ну, допустим, Айэрленд сумеет стать великим скульптором. Это четверо. Уинфилд исчез. От него ни слуху ни духу.

— Возможно, где-то процветает.

— Нет, он бы дал о себе знать. В его случае мой эксперимент придется считать неудачным. Дальше: Гордон Вандервиер.

Оба помолчали.

— В отношении Гордона я теряюсь, — начал Барнс. — Парень вполне воспитанный, но после окончания колледжа на связь почему-то не выходит. Из вас шестерых он был самым младшим, что дало ему определенные преимущества: перед поступлением в колледж два года проучился в Андовере, а затем поехал в Принстон, где, по вашему выражению, «всех уделал». Но после этого вроде как обломал крылья: вот уже четыре года валяет дурака, ни в одной фирме долго не задерживается, не способен сосредоточиться на работе — однако живет себе и в ус не дует. На Гордоне, похоже, можно поставить крест.

И тут ему сообщили, что в приемной находится Гордон.

— Просит о встрече, — объяснил Барнс. — Как видно, что-то задумал.

В кабинет непринужденно вошел молодой человек приятной наружности.

— Приветствую, дядя Эд. Здорово, Джек! — Гордон опустился в кресло. — У меня куча новостей.

— Относительно чего?

— Относительно меня.

— Догадываюсь. Тебе только что поручили организовать слияние концернов «Дж. П. Морган» и «Куинсборо Бридж».

— Ну, в каком-то смысле речь идет о слиянии, — подтвердил Вандервиер, — только стороны другие. Я заключил помолвку и вскоре женюсь.

Барнс сделался мрачнее тучи.

— Зовут ее, — продолжал Вандервиер, — Эстер Кросби.

— О, поздравляю, — саркастически выговорил Барнс. — Не иначе как родственница великого Г.-Б. Кросби.

— Совершенно верно. — Вандервиер и бровью не повел. — На самом деле единственная дочь.

В кабинете повисло короткое молчание. Потом Барнса прорвало:

— ТЫ? Женишься на дочери Г.-Б. Кросби? А знает ли он, что в прошлом месяце один из его банков отказался от твоих услуг?

— Боюсь, он знает всю мою подноготную. Вот уже четыре года не спускает с меня глаз. Тут такая штука, дядя Эд, — жизнерадостно продолжал он, — мы с Эстер обручились, когда я еще был на последнем курсе Принстона: мой сосед по комнате привел ее на факультетский вечер, но она переметнулась ко мне. Естественно, мистер Кросби и слышать ничего не желал — я ведь тогда ничем себя не проявил.

— «Ничем себя не проявил»! — передразнил Барнс. — Уж не считаешь ли ты, что за прошедшие четыре года хоть чем-то себя проявил?

— В общем-то, да.

— И чем же?

— Тем, что четыре года ждал. Поймите, за такой срок и Эстер, и я могли связать свою судьбу с кем угодно, однако же мы этого не сделали. Так сказать, взяли его измором. Из-за этого я ничем толком не мог заняться. Мистер Кросби — сильный человек, перебороть его не так-то просто. Бывало, мы с Эстер месяцами не виделись, она даже отказывалась от пищи; а я, думая об этом, тоже не мог есть — какая уж тут работа?..

— Ты всерьез хочешь мне сказать, что он дал согласие?

— Вчера вечером.

— Неужели он позволит тебе и дальше бездельничать?

— Нет. Мы с Эстер уезжаем за границу по дипломатической линии. Как полагает Эстер, семья уже переросла стадию банковской деятельности. — Он подмигнул Стаббсу. — В Париже отыщу Луиса Айэрленда и пришлю дяде Эду подробный отчет.

Внезапно Барнс покатился со смеху.

— Да, это лотерея, — сказал он. — Мог ли я подумать, когда отобрал вас шестерых… — Он повернулся к Стаббсу и требовательно спросил: — Этого в какую графу: «успех» или «провал»?

— Оглушительный успех, — сказал Стаббс. — Под номером один.

Через две недели Барнс приехал в Миннеаполис к своему старинному другу Скофилду. Ему вспомнилось, как он увидел здесь шестерых мальчиков, всех вместе. Теперь, можно сказать, на старом доме остались от них только шрамы, подобно дырам от гвоздей на стенах, веками оберегавшихся от следов времени. Не зная, как сложилась судьба сыновей его друга, Барнс не стал упоминать разговор десятилетней давности, чтобы ненароком не коснуться больной темы. И был только рад, что придержал язык, потому что вечером Скофилд сам заговорил о своем старшем сыне Уистере.