Больше чем просто дом (сборник)

И вот это происшествие в конечном счете обусловило пересмотр вкусов Льюиса Лаури касательно архитектуры и интерьеров. В доме Гюнтеров ежедневно в половине пятого подавали чай, горячий либо со льдом, а к чаю — кексы, имбирные пряники и свежеиспеченные булочки. Попав туда впервые, он чувствовал себя неловко из-за навязанного ему героического статуса, но это длилось всего пять минут. Затем он узнал, что во время Гражданской войны бабушка девиц Гюнтер была спасена ее собственной бабушкой из горящего дома в округе Монтгомери; что их отец однажды спас в море десять человек и был представлен к медали Фонда Карнеги; что, когда Джин была еще совсем маленькой, один мужчина спас ее от неожиданно мощной волны на линии прибоя в Кейп-Мэй, — собственно говоря, на протяжении последнего полувека все Гюнтеры кого-нибудь спасали либо были кем-то спасены, так что реальной заслугой Лью было лишь то, что он не дал прерваться этой традиции.

Чаепитие происходило на очень широкой, увитой виноградными лозами веранде («Будь я хозяином, первым делом снес бы это уродство», — сказал о веранде гостивший здесь архитектор), возведенной около 1880 года и почти полностью окружавшей большую квадратную коробку дома. Трое сестер периодически попадали в поле зрения Лью, пока он пил чай и беседовал со старшими членами семьи. В ту пору самому Лью было всего двадцать шесть лет, и ему очень хотелось получше разглядеть Аманду, но из этой троицы достаточно долго на виду оставалась только шестнадцатилетняя Бесс, тогда как две старшие находились в плотном бело-фланелевом оцеплении молодых людей.

— Тут все дело в быстроте реакции, — рассуждал мистер Гюнтер, меряя шагами соломенный коврик. — У вас была только секунда на принятие решения. Попытайтесь вы предупредить их криком — это бы не помогло. Вы успели подсознательно отметить, что они держатся друг за друга, так что, схватив одну, вы потянете за ней и другую. Одна секунда, одна мысль, одно движение. Я вспоминаю, как в тысяча девятьсот четвертом году…

— Может, мистер Лаури съест еще кусочек кекса? — спросила бабушка.

— Папа, почему бы тебе не показать мистеру Лаури апостольские ложки?[45] — предложила Бесс.

— Что? — Ее отец перестал мерить шагами коврик. — Мистер Лаури интересуется старинными ложками?

Лью более всего интересовало, чем в данный момент занимается Аманда где-то на пространстве между затененной верандой и залитыми солнцем теннисными кортами.

— Ложки? У меня уже есть ложка, спасибо.

— Это старинные апостольские ложки, — пояснила Бесс. — У папы одна из лучших коллекций в Америке. Он показывает ее только тем из гостей, кто этого достоин. И я подумала, раз уж вы спасли Аманду…

В тот день ему лишь однажды удалось перемолвиться несколькими фразами с Амандой — это произошло в паре шагов от крыльца, причем стоявший рядом с ней молодой человек жонглировал теннисной ракеткой, ловя ту за ручку и нетерпеливо приплясывая на месте. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, сверкали в золотистых прядях ее волос, скользили по нежно-розовым, тронутым загаром щекам и по оголенным рукам, и она в ходе разговора рассеянно следила взглядом за солнечными пятнами.

— Это непросто: благодарить человека, спасшего твою жизнь, мистер Лаури, — сказала она. — Может, вам и не следовало этого делать. Может, я и не стою того, чтобы меня спасать.

— Да нет же, вы того стоите, — произнес Лью с несколько излишней горячностью и тут же смутился.

— Хотелось бы верить, что это так. — Она повернулась к молодому человеку. — А что ты об этом думаешь, Аллен?

— Жизнь — вполне стоящая штука, — изрек Аллен, — особенно если проводить ее в компании хорошеньких блондинок.

Какое-то мгновение она с легкой улыбкой смотрела прямо на Лью, а затем сместила взгляд чуть в сторону — как будто отвела фонарик, слепящий ему глаза.

— Я навсегда перед вами в долгу, мистер Лаури. Моя жизнь принадлежит вам, и за вами останется право в любой момент вернуть меня на те самые рельсы и поставить перед разогнавшимся паровозом.

Ее надменная гримаска показала, что она слегка переигрывает, однако Лью этого не заметил. Судя по всему, Аманде не нравилось быть кому-либо обязанной, и уж, по крайней мере, она предпочла бы быть спасенной человеком своего круга. Семейство Гюнтер отличалось снобизмом и высокомерием сверх всякой логики — и все это лишь потому, что мистер Гюнтер однажды побывал на приеме при британском дворе и с той поры так и не оправился от легкой формы мании величия. Даже юная Бесс успела заразиться этим высокомерием.

— Здесь очень мило, — нарочито небрежно заметила она, в конце дня провожая Лью до его машины. — Мы собирались подновить и перестроить дом, но потом на семейном совете решили вместо этого сделать ремонт бассейна.