Больше чем просто дом (сборник)

Фифи не склонна была критиковать других и не замечала, что ее саму критикуют. Сегодня, к примеру, галерка в огромной, сверкающей хрусталем подковообразной зале шушукалась насчет приема по случаю ее дня рождения и ворчала по поводу того, как Фифи обставила свое появление. Стол был накрыт в последней из целой анфилады столовых, но в каждую можно было попасть из центрального вестибюля. Фифи же, громко шурша и шелестя своим черным платьем, вошла через первую столовую в сопровождении целого взвода молодых людей всех мыслимых народностей и вероисповеданий и чуть ли не бегом, отчего ее дивные бедра пришли в раскачку, а дивная головка запрокинулась, промчалась с ними по всем помещениям; старики же при этом давились рыбьими костями, у старух отвисали щеки, и когда процессия исчезала, в кильватере ее раздавался рев возмущения.

Зря они так на нее обижались. Праздник вообще не задался, потому что Фифи вообразила себе, будто обязана развлекать решительно всех и выступать во многих лицах, а потому она обращалась сразу ко всему столу, обрывала любые зарождавшиеся разговоры, даже если собеседники сидели совсем далеко от нее. В итоге никому не удалось повеселиться, так что зря гости гостиницы так уж сильно досадовали на нее за то, что она молода и бесконечно счастлива.

Потом, уже в салоне, многие оказавшиеся не у дел кавалеры, напустив на себя вид, что это так, временно, отчалили к другим столикам. Среди них был молодой граф Станислас Боровки: дивные блестящие карие глаза, словно у оленьего чучела, черные волосы уже оттенены белыми прядями, будто клавиатура рояля. Он подошел к столику, где сидело знатное семейство, некие Тейлоры, и присел, чуть заметно вздохнув, что вызвало у них улыбку.

— Какой кошмар, верно? — осведомились у него.

Белокурая мисс Говард, путешествовавшая с Тейлорами, была почти так же хороша собой, как и Фифи, однако облачения ее были куда более продуманными. Она старательно избегала знакомства с мисс Шварц, хотя несколько молодых людей ухлестывали за обеими. Тейлоры были продвинувшимися по службе дипломатами и сейчас направлялись в Лондон после участия в конференции Лиги Наций в Женеве. В этом году они намеревались представить мисс Говард ко двору. Были они крайне европеизированными американцами; собственно, они достигли той черты, где человек уже, по сути, не принадлежит ни к какой нации; уж всяко ни к одной из великих держав, разве что к какому-нибудь государству балканского типа, население которого состоит из точно таких же, как он. Тейлоры считали, что Фифи — это позор нации, как новая полоса на флаге.

Тут из-за их столика поднялась высокая англичанка с длинным сигаретным мундштуком и полупарализованной болонкой, сообщила Тейлорам, что у нее назначена встреча в баре, и двинулась прочь, унося свою обездвиженную болонку и заставив на миг, пока проходила мимо, замереть ребячливую трескотню, которая доносилась от столика Фифи.

Ближе к полуночи мистер Викер, помощник управляющего, заглянул в бар, где фонограф Фифи изрыгал средь грохота и дыма новейшие немецкие танго. Мистер Викер с его маленьким личиком, которое удобно было быстро совать во все места, и в последнее время он каждый вечер заходил бросить взгляд на бар. Впрочем, им двигало не восхищение Фифи; он пытался выяснить, почему дела в «Отель де труа монд» идут этим летом так скверно.

Можно было, конечно, списать все на постоянное падение котировок на американской бирже. Гостиниц было много, все заманивали к себе постояльцев, в результате те стали разборчивы, требовательны, скоры на жалобу, так что мистеру Викеру пришлось в последнее время разобрать немало деликатных ситуаций. Одно многочисленное семейство съехало из-за того, что по ночам им мешал фонограф, принадлежавший леди Капс-Кар. Кроме того, в отеле, похоже, орудовал вор: поступали жалобы на пропажу записных книжек, портсигаров, часов и колец. Иногда постояльцы говорили с мистером Викером так, будто не прочь были обыскать его собственные карманы. Некоторые номера люкс пустовали — а это уж совсем никуда не годилось.

Взгляд его хмуро скользнул по графу Боровки, который играл с Фифи в бильярд. Граф Боровки вот уже три недели не платил по счету. Он сказал мистеру Викеру, что ожидает приезда матери, которая все уладит. А потом была еще эта Фифи, вокруг нее вечно толпились всякие беспардонные личности — студенты, живущие на родительские подачки, которые постоянно заказывали напитки и никогда за них не платили. Леди Капс-Кар, напротив, относилась к разряду grande cliente;[55] в день на нее и ее свиту уходило до трех бутылок виски, а ее отец, проживающий в Лондоне, щепетильно расплачивался за каждую каплю. Мистер Викер решил нынче же вечером предъявить Боровки ультиматум по поводу его счета, после чего двинулся восвояси. Весь его визит продлился около десяти секунд.

Граф Боровки положил кий и подошел поближе к Фифи, что-то ей шепча. Она схватила его за руку и оттащила в темный угол рядом с фонографом.