— И волосы тоже, — произнес он, пробегаясь взглядом по моей макушке. — Блонд, песочный, пшеничный, и неважно насколько хороша моя совершенная память, увидеть это вживую дорогого стоит.
— Шон, — прошептал я, не зная, что сказать дальше.
И мне не нужно больше было ничего говорить. Шон просто прижался ко мне, недостающий пазл моей души, и обнял.
— Я скучал по твоим прикосновениям и улыбке, по взгляду и смеху, но больше всего скучал по нашему общению, — пробормотал он.
Я крепко обнял его в ответ и, продолжая удерживать его в объятиях, прислонился к кухонной стойке. Не знаю, как долго мы так простояли. Я потерял счет времени. Неважным стало все. Кроме него. И в этом не было никакого сексуального подтекста, никакого разгорающегося желания. Просто волшебный момент душевной близости, в котором никому из нас не требовалось большего.
До тех пор, пока за окном не село зимнее солнце, небо не стало темным и серым, и мой желудок не дал о себе знать. Шон рассмеялся.
— Как это по-человечески. Давай тебя покормлю, а потом расскажешь, как прошел день.
Он достал готовую еду из холодильника, разогрел и поставил на стол, счастливо улыбаясь. Я все еще стоял, прислонившись к столешнице, и наблюдал за ним. Когда Шон подошел, чтобы взять столовые приборы, он усмехнулся и прильнул для быстрого поцелуя, потом продолжил заниматься своим делом.
Господи, я так его люблю.
Шон сидел рядом и внимательно слушал, как я рассказывал о рабочем дне, и конечно же, у него возникла куча вопросов. Его стремление к новым знаниям было нескончаемым. Потом я объяснил, что мне еще работы нужно проверять, и Шон оживился.
— Я могу помочь!
— Мне самому нужно прочесть каждую работу. Нужно выяснить, дошла ли до студентов суть вопроса, — сказал я, а Шон поник. — Но помощь будет кстати.
Он улыбнулся.
— Я с радостью.
Когда все было убрано, я достал из сумки планшет, и мы устроились на диване. Я включил мой виртуальный лекционный кабинет.
— Все документы в электронном виде… — начал я.
— Тогда почему это называется бумажной работой?
— Так всегда называлось. Все давно уже перешли на электронный вариант, а термин остался.
Шон моргнул, его брови немного сдвинулись, но он усвоил эту информацию и пошел дальше.
— Какая тема?
— Модернистская революция.
— Это относится к георгианской поэзии? Или периоду имажинизма? — спросил он.
Я улыбнулся.
— Я уже говорил тебе сегодня, какой ты замечательный?
Шон пристально на меня посмотрел.
— Нет. Сегодня нет.
Я хмыкнул и нажал на первый документ.
— Открыть.
— Ллойд?
— Что?
— Ты не сказал мне, какой я сегодня замечательный.
Я рассмеялся и потянулся его поцеловать.
— Шон, ты сегодня великолепен.
Он усмехнулся, и мы вернулись к контрольным работам. Поначалу Шон оспаривал факты и смысл, пока я не разъяснил ему, что это интерпретация студентов, а не исторические сведения. И как только он уяснил, что точка зрения студентов не является устоявшимися данными, на которые при желании можно опираться, Шон стал дотошным и критичным, но тем не менее справедливым.
Он с легкостью мог прочитать всю работу полностью. И пока я читал первые две строчки, он сканировал всю страницу. Но меня он не торопил и нетерпения не выказывал. Когда я закончил с последней работой, Шон взял планшет и положил на стол. Затем повернулся и окинул меня похотливым взглядом.
— Ллойд, тебя не было целый день.
Я закусил нижнюю губу.
— Да.
— Я скучал. — Он переплел наши пальцы. — Может пойдем в постель?
— И то правда.
Мы приготовились ко сну. Я предполагал, что Шон захочет секса. Но он не захотел. Как только мы улеглись, он обвил мое тело руками и ногами, положил голову мне на грудь и довольно замурчал.
Я запустил пальцы в его волосы, как если бы он был человеком, Шон поднял голову и улыбаясь поцеловал меня в скулу, а потом снова опустил голову мне на грудь.
— Мне очень нравится так, — произнес он.
— Мои пальцы в твоих волосах?
— Да. Так активируется мой искусственный окситоцин.
И я продолжил массировать его голову до тех пор, пока мог держать глаза открытыми. А Шон потом просунул руку мне под шею и притянул к себе, и теперь уже я использовал его грудь вместо подушки, а он зарывался пальцами в мои волосы.
У Шона было крепкое тело и мягкая кожа. С ним было комфортно и спокойно, от него веяло силой и стабильностью. Я никогда не ощущал себя столь защищенным или столь обожаемым.
Я мгновенно вырубился и спал как убитый.
***
Когда ты просыпаешься, тесно прижавшись к кому-то сзади, то возникает одна проблема… Член просыпается гораздо раньше мозга. Хотя, какая это, к черту, проблема? И к тому моменту, когда мой дремлющий разум вернулся к реальности, стояк уже был внушительным, а я пропустил часть удовольствия.
— М-м-м, с добрым утром, — промычал я сиплым голосом Шону в затылок, одновременно потираясь членом о его задницу.
— Ты уже давно возбужден, — сказал Шон с улыбкой в голосе.
Я поцеловал его в плечо. Если я возбужден, значит, и он тоже. Я скользнул рукой вниз по его животу и остановился чуть ниже кромки волос.
— Можно дотронуться?