Больше чем шеф (СИ)

Спустя полтора часа я паркуюсь у Боткинской больницы и влетаю в приемный покой. Он полон журналистов, которые гудят, как рой разъяренных пчел. Я протискиваясь мимо них к окошку и низко наклоняюсь к девушке.

— Где мне найти пациента Михельсона? — спрашиваю я.

— В очередь, — огрызается девушка и машет рукой в сторону журналистов.

Я непонимающе смотрю на нее.

— Я его родственница, — пытаюсь еще раз.

— Ага, я и говорю, — поднимает она на меня взгляд. — Вам в очередь из родственников.

Я наклоняюсь к окошку.

— Девушка, посмотрите на меня. Я правда его родственница, — вкрадчиво говорю я. — Самая близкая. И я одна.

Девушка нерешительно поднимает на меня взгляд. Возможно ее убеждает мое опухшее лицо или мольба в глазах, но она медленно кивает мне в ответ.

— Он на третьем этаже, в триста седьмой, — шепчет она.

— Спасибо, — благодарно улыбаюсь я девушке.

За пару минут преодолев три лестничных пролета, я врываюсь в палату. На койке сидит Марк в окровавленной рубашке, баюкая забинтованную левую руку. На его лице алеют многочисленные царапины, брюки порваны в нескольких местах. Сердце сжимается, и я стремительно бросаюсь к нему.

— Марк, — порывисто я обнимаю его.

— Я же просил не приезжать, — цедит мужчина.

— Ты и правда считаешь, что после того что я увидела в новостях, я смогла бы остаться дома?

— Это рискованно, — не сдается Марк.

— Уже поздно это обсуждать, — я сажусь рядом с ним. — Что с Олегом?

— Не знаю, — стискивает зубы мужчина. — Он в реанимации и врачи не дают никаких прогнозов. Олег стоял почти у самой машины. Не знаю как он не погиб на месте, — мотает Марк головой.

— А ты сам как? — трогаю я его за плечо.

— Жить буду, — сквозь зубы отвечает он.

— Марк…

— Подожди, — поднимает здоровую руку он. — Нам надо поговорить.

От этой фразы, сказанной таким чужим тоном, у меня внутри все холодеет. Марк делает вдох и, практически не разжимая губ, цедит:

— Нам надо расстаться.

Я задыхаюсь от неожиданности его слов и смотрю на мужчину, открыв рот.

— Это из-за взрыва, да? — догадываюсь я. — Ты боишься что он доберется до меня и пытаешься меня таким глупым образом защитить?

Марк морщится, но смело смотрит мне в глаза.

— Сейчас не самое подходящее время для отношений. Прости, но мне стоит больше времени уделить проблемам.

— Подожди, — отшатываюсь я. — А как же мама? Как же все эти слова про то что мы решим все вместе и вместе со всем справимся. Вместе! Ты помнишь?

— С мамой я все решу, ты можешь не беспокоиться. Ей ничего не угрожает и она так же будет проходить лечение в кардиологическом центре. Но все остальное… — он проводит рукой по лицу. — Прости, Агата, — повторяет мужчина. — Но сейчас не лучшее время для всего этого.

Марк обводит здоровой рукой себя и меня и отворачивается. Мне хочется вскочить и накричать на него. Накричать, что он идиот и никакой Семенов не может вынудить меня отказаться от него. И что мы со всем справимся, как и планировали — вместе. Но вместо этого я медленно встаю с кровати и поворачиваюсь к Михельсону.

— Хорошо, — киваю я. — Но еще раз я тебя в свою жизнь не пущу.

Не оглядываясь на Марка, сидящего на кровати, я выхожу из палаты и в полной растерянности спускаюсь вниз.

Уже в машине на парковке, я даю волю рвущимся наружу слезам. Я плачу по маме, Марку и Олегу, по нашим поломанным жизням и разрушенным отношениям. Я чувствую как в груди снова разбивается мое сердце. И не смотря на то, что где-то на задворках сознания, я понимаю причину этого внезапного расставания, больно от этого меньше мне не становится. Я злюсь на Марка за трусость и за то что он решил, что я не справлюсь со всем этим. Когда слезы, наконец, заканчиваются, я набираю Веркин номер и произношу в трубку:

— Я сейчас буду.

Над Питером занимается рассвет.

Позже утром, привлеченная запахом блинов, я выбираюсь из постели и босиком прохожу на Веркину кухню. Подруга, напевая себе что-то под нос, переворачивает блин на сковородке и, не глядя на меня, кивает на кофемашину.

— Наливай кофе, сейчас будем завтракать.

— Где дети? — спрашиваю я, садясь на стул.

— Киря к бабушке их повез.

— Из-за меня? — морщусь я.

— Нет, — мотает головой Вера. — Они давно договаривались, ты здесь не при чем.

Вера снимает последний блин и ставит передо мной полную тарелку от которой исходит пар и потрясающий аромат. На блинах лежит кусочек масла, пропитывая их. Я благодарно улыбаюсь ей, встаю и иду к кофемашине.

— Ты поедешь на работу? — спрашивает Вера, когда я сажусь обратно.

— Ну если он меня не уволил, то да.

— Агат, ну ты же понимаешь, что это попытка тебя защитить? — закатывает она глаза.

— Даже если так, он должен был со мной это обсудить. А не принимать решение за нас двоих.

— И ты бы сказала, что не расстанешься с ним.

Я не отвечаю, потому что Вера права, и она правильно истолковывает мое молчание.

— Вот видишь? — ухмыляется подруга. — О чем я тебе и говорю. А Марк просто испугался за тебя, и я могу его понять.

— А я не могу его понять, — сжимаю в руках кружку с кофе. — Ладно, Вер, — вздыхаю я, — закроем тему.

Подруга смотрит на меня осуждающе, но лишь пожимает плечами, и в полной тишине мы завтракаем.