Больше, чем страх

Я вскинул свой кольт, целясь в убийцу, но в этот момент вбежавшая в комнату графиня, страшно закричав, наткнулась на меня. Вздрогнув, я нажал на спуск, но выпущенная из моего револьвера пуля лишь продырявила ковер.

Мужчина резко повернулся, отпустил ворот генерала и направил свой пистолет на нас с графиней. Восстановив равновесие, я прижал палец к спусковому крючку, готовясь произвести повторный выстрел, но тут я увидел лицо убийцы и остолбенел.

Тело генерала Лопеса медленно сползло с кресла и опустилось на пол. Мне чертовски повезло, ведь этой короткой паузы человеку с пистолетом было вполне достаточно, чтобы уложить меня из своего автоматического оружия. Однако он, увидев меня, тоже на секунду замер и лишь затем дважды выстрелил. Обе пули прошили стену за моей спиной.

Мужчина кинулся к огромному приоткрытому окну в стене, темневшему слева от меня. Я выстрелил, но промахнулся. Оказавшись у окна, мужчина, не распахивая его, а лишь прикрыв руками лицо, рванулся в оконный проем. В этот момент я, метясь ему в спину, снова выстрелил. Послышался звон разбитого стекла, осколки посыпались на пол, а силуэт мужчины исчез в окне. Должно быть, я все-таки попал в него, но полной уверенности в этом у меня не было.

— Потушите свет! — крикнул я графине.

Однако она или не расслышала меня, или не придала этому значения. Тогда я, подбежав к окну, раскрыл створки и выскочил наружу. На фоне ярко светящегося оконного проема мой силуэт представлял отличную мишень, поэтому я тотчас припал к земле. Услышав топот убегающего, я поднялся и кинулся за ним вдогонку. Едва я успел пробежать несколько ярдов, как раздался рокот включенного двигателя автомобиля. Взвизгнули шины, и машина на огромной скорости рванула с места. Вскоре все стихло, и я остановился. Только теперь, когда улетучился азарт погони, я задумался. Что бы это могло значить? Почему именно этот тип оказался в доме Лопесов? Почему он хотел убить генерала? Ведь это был не кто иной, как мой старый «добрый» знакомый, Хемингуэй латиноамериканского разлива, из-за которого меня упрятали в тюрьму. Почему он сначала в «Монте-Кассино» приставал с ухаживаниями к Бафф, а теперь явился в дом генерала Лопеса, чтобы убить его?

Я поспешил в дом. Мне не терпелось узнать, что стало с его хозяином. Жив ли он?

В кабинет генерала я проник точно так же, как и покинул его, через окно, и увидел генерала Лопеса лежащим на полу. Над его телом, стоя на коленях, склонилась графиня. Она тихонько всхлипывала и, казалось вот-вот разрыдается. Присев рядом, я взял руку генерала за запястье. Пульс был равномерным и хорошо прослушивался. Генерал тяжело дышал.

— Ничего страшного, — стараясь утешить сеньору Лопес, сказал я и нащупал на голове генерала здоровенную шишку. — Он потерял сознание, но скоро придет в себя. Только вот его голова... Смочите в холодной воде салфетку, приложите к ушибу и дайте ему сильное обезболивающее.

Она вышла. Генерал застонал и постепенно начал приходить в сознание. Графиня вернулась с мокрой салфеткой. Пока она, склонившись над мужем, прикладывала к его голове компресс, я оглядел кабинет и, подойдя к раздвинутым шторам на окне, плотно задернул их. Затем я подошел к письменному столу. На нем ничего, кроме телефонного аппарата и листка белой бумаги, не было. Перевернув листок, я увидел, что на нем что-то написано по-испански. Письмо, решил я, так как начиналось оно со слова «Нана», а внизу под текстом вместо подписи стояло «Торо».

— Вам не знакомо имя Нана? Или Торо? — спросил я графиню.

Та удивленно посмотрела на меня, глаза ее сделались круглыми.

— Почему же? Нана — это я. Мое полное имя Натания. Наной ласково зовет меня муж, а я его — Торо, — сказала сеньора Лопес и слегка покраснела, вероятно, оттого, что «торо» по-испански означало «бык». — Это уменьшительное от имени Торрес. А почему вы спросили?

Графиня выглядела немного взволнованной.

— Вот что лежало на его столе, — протянув ей листок бумаги, сказал я. — Надеюсь, в ней нет ничего интимного. Правда, я все равно не сумел ее прочитать. Не смогли бы вы сказать, что в ней написано? Возможно, этот листок бумаги прольет свет на то, что здесь произошло.

Сеньора Лопес взяла записку, пробежала по ней глазами и нахмурилась.

— Вот что здесь написано: «Нана, когда ты все узнаешь, то поймешь, почему я решился на это. Прости меня, как и я прощаю тебе все». И подпись — «Торо»... Ничего не понимаю, — произнесла она.

— И я тоже, — сказал я.

Не прошло и пяти секунд, как меня вдруг осенило: это была предсмертная записка генерала. Что, если генерал Лопес вернулся домой, чтобы покончить с собой? Не похоже.

— Графиня... — слегка волнуясь, начал я, и тут генерал застонал. — Сеньора Лопес, это написал ваш муж?

Она сурово сдвинула брови и снова посмотрела на листок:

— Да, почерк, похоже, его.

— А кому-нибудь известно, как вы называли друг друга?

— Нет, никому. Так мы обращались друг к другу, когда оставались наедине. А почему вы спрашиваете?

— Надо расспросить генерала.