Больше, чем враги

– А что тогда ты должна была сделать?

– Достаточно было бы, если бы вы остались инвалидом. Мне так и сказали, что убивать не обязательно. Я не убийца.

Я задохнулась от возмущения. Девчонка еще и оправдываться пыталась! Увенчайся любая из ее попыток успехом, я вполне могла бы умереть. Но и остаться на всю жизнь прикованной к постели – перспектива безрадостная.

– Кто это был, Агата? С кем ты договаривалась?

Но Агата только покачала головой.

– Я не знаю. Я даже не могу сказать, мужчина это или женщина. Внешность была скрыта при помощи чар. Знаете, как мне надоело это жуткое прозябание в обители? Куда уж вам, вы-то здесь временно. И все, все привезли с собой: красивые платья, теплые шали, книги, даже ковер! Я знаю, сестры говорили, у вас в келье и продукты свои есть, такие, которых мы и не ели никогда. А чем я хуже? Только тем, что родилась не у богачей и меня засунули в эту проклятую обитель, чтобы не кормить лишний рот? Помню, мамаша пела о том, какая это честь – служить богам и молиться за всю семью. Как же, честь! Что ж сама она тогда сюда не отправилась? А мне пообещали свободу и деньги, понимаете? Нормальную жизнь, а не непрестанное бормотание бесчисленных молитв. Это был мой единственный шанс выбраться отсюда. И упускать его я не собиралась!

– И вот тогда я испугалась, – закончила я свой рассказ. – Поняла, что в обители достать меня слишком легко. Агата еще юная и беспечная, да и особым умом не отличается, потому-то и попалась. А если бы дело поручили кому-нибудь похитрее, то меня могло бы уже и не быть в живых. Вот так я и оказалась в лагере. Среди преступниц из низших слоев общества – зато почти никто из них не имел связей с внешним миром. За все то время, что я провела в бараке, лишь одну из заключенных навестила мать. Да и сама я неоднократно слышала жалобы о том, что оступившиеся женщины никому не нужны. Даже если их и навещают, то лишь поначалу. А так – только редкие письма, которые обязательно читает охрана. Лютого Двин исправно снабжал золотом, так что начальник охраны лично трясся надо мной. В лагере я могла не опасаться за свою жизнь. Во всяком случае, я думала именно так. Мне и в голову не могло прийти, что я вызову столь специфический интерес у Андерса. А как ты меня нашел?

– Выследил Двина, – ответил Марк. – Он вел себя разумно, не придерживался четкого графика посещений, не говорил о том, что поддерживает связь с тобой. Но все же я решил, что если ты кому и доверяешь, то только ему. Хотя вот Двину как раз и было бы выгодно твое исчезновение.

– Забавно, – усмехнулась я. – Он то же самое говорил о тебе.

– Вот как? – удивился Марк. – И что же я, по его мнению, выигрываю?

– Но ты ведь не можешь отрицать, что я тебе, скажем так, несколько мешала? Участок на побережье, который я умудрилась увести у тебя из-под носа, кандидатура министра, забракованная благодаря моим усилиям… И подобных случаев было много.

– Много, – легко согласился Марк. – Но, пожалуй, не больше, чем тех, когда мне удавалось переиграть тебя. И Двин всерьез полагает, будто я из-за нашего соперничества стал бы подсылать к тебе убийцу?

– Я говорила ему, что ты не стал бы расправляться со мной. Разорил бы, если бы представилась такая возможность – это да. Но не убивал бы. Я даже прошение об освобождении на твое имя написала, только в ход не успела пустить – там, в обители. А Двин твердил, что я совсем тебя не знаю. Он… словом, много неприятного он о тебе говорил.

– И ты ему поверила?

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответила я.

– Думаю, нет, – Марк усмехнулся. – Иначе совершенно не так вела бы себя даже на первом свидании, не говоря уж о последующих. А теперь о Двине. Смотри, ты уже довольно долгое время находилась в лагере. Более того, твоя жизнь там подвергалась опасности. А что делал Двин? Возил тебе передачи?

– Все оказалось сложнее, чем мы предполагали, – твердо сказала я. – И Двин предлагал вытащить меня на свободу.

Марк скривился.

– Предлагал, но не делал. Хотя мог бы передать мне прошение. Достойное поведение, внушающее уважение, ничего не скажешь.

– Марк, – попросила я. – Давай сейчас не будем о Двине, хорошо? Я прислушаюсь к тебе и не буду ничего ему сообщать о себе, но не заставляй меня сомневаться в единственном друге.

– Ладно, – согласился со вздохом Марк. – Пока не буду. Но к этому разговору мы еще вернемся.

Он позвал все ту же молчаливую горничную, и она убрала со стола посуду. Разговор о Двине оставил после себя тягостное впечатление, да и воспоминания об Агате тоже не способствовали хорошему настроению. Должно быть, Марк уловил мое состояние – он вообще на редкость хорошо меня понимал – и решил помочь мне забыть дурные мысли. Ничем иным объяснить его поведение я бы не смогла. Он подошел ко мне, поднял из кресла, в которое я забралась с ногами и поцеловал. Распахнул полы моего халата и принялся гладить грудь и живот.

– Пойдем в спальню, – предложила я.

Но он покачал головой.

– Нет, Тиа. Мне давно уже не дает покоя один вопрос.

– Какой же?