Больше, чем враги

После работы в лаборатории Дока я могла по запаху определять состав многих несложных зелий, потому сразу опознала лекарство Дитера. Слабая настойка довольно распространенного растения обыкновенно служила основой для сонного зелья, а в чистом виде считалась безвредным успокоительным. Насколько я знала, ее прописывали мнительным пожилым дамам. Дитер мог выпить хоть весь флакон без малейших последствий. Но зная его занудство, я вслух отсчитала ровно двадцать капель, не то с кузена еще сталось бы разыграть передо мной сердечный приступ.

– Прошу.

Дитер выпил пойло залпом, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Будь на его месте кто иной, я могла бы испугаться, но ужимки кузена были мне слишком хорошо знакомы. Доставлять ему удовольствие суетой вокруг его драгоценной персоны я не собиралась. Спустя несколько минут Дитер осторожно приоткрыл глаза и покосился в мою сторону. Убедившись, что я не намерена бросаться к нему и приводить в чувство, он со вздохом сел ровно.

– Значит, Магда отправилась в Литературный Клуб, – продолжила я прерванный разговор.

– Да, сегодня этот фигляр, наш дядюшка, будет выступать перед почитательницами и рассказывать им о том, как ему в голову взбрела идея написать ту чепуху, которой эти клуши так восхищаются. Полагаю, его выступление могло бы заинтересовать магов-лекарей как редкий случай душевной болезни.

– А меня ты зачем позвал? Хочешь попросить, чтобы я повлияла на Магду? Или на Вильгельма?

Мои слова удивили Дитера.

– Да кому они нужны? Нет, если бы твой жених воспользовался своими связями и запретил публикацию дядюшкиного бреда, я бы только порадовался. Но у меня к тебе есть разговор, не имеющий никакого отношения к сему опусу. Пусть печатают, хлебнет еще старикан позора, когда никто не пожелает покупать этакую дрянь. Вот тогда он осознает, что нечего было тратить время на ерунду. Совсем свихнулся в своей библиотеке! А с женой я уж сам как-нибудь разберусь.

Я не стала огорчать кузена и сообщать ему, что он неправ, причем дважды. Во-первых, Марк как раз поспособствовал продвижению дядюшкиного литературного труда, рассчитывая получить неплохую прибыль. А во-вторых, справиться с Магдой было уже не в силах Дитера.

– Тогда в чем же дело?

Мой собеседник слегка замялся.

– Послушай, Тиа, ты ведь имеешь влияние не своего жениха? Поговори с ним. Объясни, что нельзя так издеваться над больным человеком. Гнев богов падет на его голову, если он будет упорствовать. Я, слабый и безответный несчастный калека, не в силах противостоять самому Грену, но боги-то все видят! Поясни ему, что они за измывательства над теми, кто неспособен постоять за себя, положено наказание свыше.

Кажется, я начала понимать, в чем дело.

– Марк все-таки подыскал тебе занятие?

Дитера перекосило.

– Какой-то благотворительный фонд, представляешь? Сначала он предложил мне мелкую должность в управлении. Я отказался, поскольку, являясь представителем семьи Торн, в деньгах не нуждаюсь, да и помыкать собой всяким выскочкам-карьеристам позволять не намерен.

– Так и сказал? – закашлявшись, чтобы скрыть смех, спросила я.

– Я привел только первый аргумент, и Грен со мной согласился. Но не отстал от меня, а предложил поработать в этом самом фонде. Бесплатно, разумеется, раз уж деньги мне не нужны.

Я не выдержала и все-таки рассмеялась в голос.

– Дитер, дорогой, благотворительность – это почетно. Возможно, и о тебе напишут в газетах.

– Думаешь? – воодушевился кузен.

– Ну конечно!

Но Дитер почти сразу сник.

– Нет, Тиа, благородные порывы не ценятся в нашем разложившемся аморальном обществе. Вот о сочинителе гадких романчиков газеты будут писать взахлеб, корреспонденты выстроятся в очередь перед его дверью, недалекие дамочки будут посвящать ему стишата и внимать его благоглупостям, затаив дыхание. А скромным жертвам ради общего блага внимания совсем не уделяется. Мне так и суждено оставаться в тени.

На это можно было бы возразить, что Дитер пока еще и не совершил ничего, оного внимания достойного. Писать же о его ипохондрии газеты даже на заказ не возьмутся, поскольку рискуют растерять всех своих читателей. Какого бы качества ни был дядюшкин роман, но Вильгельм все же трудился над ним, а Дитер желает получить признание без усилий. Но спорить с кузеном было бессмысленно, и я поспешила распрощаться, пока он не принялся вновь требовать от меня повлиять на Марка. Покидала я дом Дитера со странным смешанным чувством досады от зря потраченного времени и совсем уж неприличного веселья при воспоминании о жалобах кузена на моего жениха.

К разгадке я ни на шаг не приблизилась, а новые проблемы получила. Прежде всего, пришлось отстранить Двина от ведения всех своих дел. Он глядел на меня грустными глазами, долго молчал, а потом сказал:

– Я все понимаю, Тиа. Тебе только кажется, что это твое решение. Грен совсем заморочил тебе голову.

У двери застыл неподвижный охранник – Марк запретил мне встречаться с Двином наедине. Я понимала мотивы его решения, потому и не возражала. Дело уже было вовсе не в ревности. Двин взял мою ладонь, прижал к холодным губам.