Больше мы не встретимся (СИ)

Егор глянул вверх по улице, уходившей на небольшой подъём. Из переулка показался Мишка, друг детства, направлявшийся к дому своей двоюродной сестры. Открыв калитку огорода, он исчез в доме, а вскоре появился с её мужем, Николаем, с топорами в руках; и Егор понял, что они направляются колоть дрова, кучей сваленные около забора. Он всегда удивлялся тому обстоятельству, что коренные жители деревни каждый год запасались новыми дровами, хотя около каждого их дома вдоль забора в несколько рядов стояли длинные аккуратные поленницы; и хотя самые близкие к забору уже почернели от времени, дрова ежегодно продолжали заготавливать, скорее всего, по привычке и на запас.

Он с сожалением подумал, что так и не успел повидаться с другом, поговорить с ним в течение той недели, что был в деревне, отягощённый запойными делами со своим зятем, мужем сестры, а теперь, уже готовясь к отъезду, боялся снова сорваться, встретившись с Мишкой.

Далеко то босоногое детство с разбитыми в кровь большими пальцами ног, с ранами и ссадинами на ступнях, исколотых стернёй от покоса и острыми камнями на берегу реки, где они пропадали днями, купаясь или устраивая скользкую горку, для чего нужно было выровнять и облить водой глинистый берег, что располагался рядом с их каменистым пляжем, чтоб скатываться потом по ней в воду. Здесь же, балуясь, бросали друг в друга илом, взятым со дна реки, да так, что однажды Егор попал им Мишке в глаз; и потом у него этот ил вынимала языком из-под века полуслепая старая дева. Прошло столько лет, а он ещё и сейчас со страхом вспоминал, как весной с братом и Мишкой собирал вкусную «кашку» с цветущей сосны, и, взобравшись на дерево, перекладывал топор, которым срубал ветки, на другое место, а в это время брат бросился подбирать уже срубленную, топор же, сорвавшись, упал ему на голову. Слава богу, обухом.

Уже учась в школе, летними каникулами, они пасли колхозных телят на косогорах около деревни, ошалевавших от жары и надоедливых оводов, временами бросавшихся врассыпную, куда глаза глядят, задравши хвосты. Позднее Егор, которому повезло меньше, чем Мишке, работал подпаском у колхозного пастуха, охранявшего стадо дойных коров на скудных пастбищах, что не использовались для сенокоса. Лишь позднее, в августе, после сенокоса становилось немного раздольнее, а до того времени приходилось искать любую возможность накормить скотину. Однажды старший пастух отпросился в отгулы, и Егору бригадир назначил помощником Мишку. Стояли жаркие июльские дни. Не сильно утруждаясь заботой о стаде, они не удерживали коров, которые к полудню устремлялись к водопою и находились там, стоя ли в воде, лежа ли на берегу, до четырёх часов дня, после чего, как сговорившись, выходили из воды и направлялись на пастбище. Друзей радовало такое поведение стада, так как давало им возможность коротать время, лёжа на больших каменных валунах или плескаясь в речке. Через пару дней бригадир спросил Егора, в чём дело, что удои во время их пастушества выросли? Тот не знал, как ответить, и лишь позднее догадался: скотина сама понимала, что для неё лучше.

Со временем они встречались всё реже. Но и тогда, уже учась в техникуме, Егор на каникулах работал в колхозе на лошади, занимаясь сенокосом или уборкой соломы на полях после комбайна. Однажды они с Мишей окучивали картошку на колхозном поле, и серый Мишкин мерин ни с того ни с сего укусил его за шею. Испугался не только Мишка, но и Егор, впервые видевший, как лошадь кусает человека.

Позднее Михаил выучился на тракториста, а когда Егор вернулся со службы, лошадей в деревне уже не было, их заменили тракторы, конюшня опустела и вскоре была снесена. Вместе с лошадьми исчезло около десятка деревень в округе, зато разрослась центральная усадьба колхоза, находившаяся вблизи их деревни.