На этот раз Лариса вышла из номера с желтой сумкой.
В шесть вечера, пьяненькая, спустившись в подсобку, она сняла с себя черный костюм, швырнула желтую сумку в корзину с грязными полотенцами и встала под душ. И хотя сейчас она была одна, ей казалось, что мужские руки продолжают терзать ее тело… Наверно, эти двое из Киева понежнее обращаются со своими женами, а с ней поступили по-скотски… Но один ей все же понравился. Было в нем что-то такое…
После душа она почистила зубы, посушила феном волосы, переоделась в джинсы и свитер (на улице похолодало, она это почувствовала, когда открыла окно и в комнату ворвался ветер с дождем), достала из сумки две плитки шоколада, презервативы, смятую стотысячную купюру, несколько пятидесяток и губную помаду с носовым платком. Теперь ей предстояло вернуть чужие вещи в номер. Сложив их в большой пластиковый пакет, она поднялась на десятый этаж, но опоздала: эти двое уже вернулись, Невский открывал замок. Какое счастье, что ее не застукали, приди она пятью минутами раньше… А с другой стороны, может случиться, что эта парочка вызовет милицию… Милицию? Не идиоты же они законченные. Сами же прячутся ото всех и вся.
Лариса вернулась в лифт и поехала вниз.
— Понимаешь, мне кажется, что стоит только выпустить тебя из комнаты, так ты сразу исчезнешь… Я не хочу, чтобы ты превратилась в тень, в сон, в наваждение… И поэтому мы не будем назначать встречи… Мы просто не будем расставаться… Конечно, и я, и ты, мы оба должны встретиться… я с женой, ты с женихом, но будет куда спокойнее, если ты будешь рядом…
— Ты хочешь сказать, что я буду присутствовать во время твоих объяснений с женой? Это невозможно, как ты не понимаешь, да и жестоко, наконец, по отношению к ней…
— Но мне необходимо знать, что ты рядом…
— Я могу подождать тебя в подъезде… Буду смотреть в окно и прислушиваться к шагам на лестнице… Пусть это будет час, я уверена, что он покажется мне годом… но раз надо, значит, надо… Игорь, остановись, я не могу больше есть…
Они завтракали в постели, устроив на подносе среди простыней и подушек нечто вроде острова, на котором возвышалась гора бутербродов, пирожков и чашек с кофе.
— Еще один съешь, и все, я оставлю тебя в покое…
— Нет, все, больше не могу…
Откинувшись на подушки, Валентина закрыла глаза. Когда за дверью раздавались шаги (это была горничная, которая уже несколько раз стучалась к ним и предлагала убрать номер, на что Невский упорно отвергал ее услуги), ей казалось, что это бродит Костров. Вот сейчас он не выдержит и выломает дверь… Посмотрит ей в глаза, и она умрет от позора…
— Мне стыдно, что я так счастлива, — прошептала она, не открывая глаз. — Я не уверена, что имею на это право…
— Почему?
— Потому что мое счастье принесет страдание Сергею… Как я объясню ему свое предательство? Где найти такие слова, чтобы он простил меня?..
— Мы можем встретиться втроем и поговорить все вместе…
— Нет! — покачала она головой. — Как ты не понимаешь, что
Она схватила его за руку и принялась тормошить…
Через час Валентина стояла перед зеркалом, рассматривая круги под глазами. Невский стоял рядом с пакетом в руках.
— Я не знала, что в гостиницах воруют… Что-то мне в последнее время с этими костюмами не везет… Как нелепо они мне достались, еще более нелепо я с ними и расстаюсь… Но черный мне нравился куда больше… И перчатки… Кому они могли понадобиться?
— Ты уверена, что в сумочке не было ничего ценного?
— Ничего… Ты же сам видел, что деньги они не взяли… При других обстоятельствах я бы непременно нашла вора… Но тот, кто это сделал, понимал, что мы не будем обращаться в милицию… А понимание идет от знания… Думаю, что информация шла от администратора… Кто еще знал о нас?
В машине Валентина думала о Кострове, о предстоящем разговоре… Когда она смотрела в окно, ей казалось, что она несчастна и одинока, но стоило повернуть голову и увидеть сидящего рядом Невского, прижаться к нему, как ее охватывало ощущение счастья. Но и это длилось недолго: она, как и Игорь, боялась реальности, способной погубить все то чудесное, что возникло между ними, изменив их жизнь.
«Куда подевалась любовь к Сереже? И что же это было за чувство, которое так скоро прошло? Или это я такая ненадежная, глупая, лечу, куда подует ветер?»
В голове стоял гул, словно это была вовсе и не голова, а большой звонкий колокол… «А ведь я все это время почти не спала… Полусон-полуявь, полуум, полуглупость… Что со мной?»
Они остановились возле его дома.
— Так ты пойдешь со мной? — спросил Невский, когда они уже вошли в подъезд.