Больше никогда не спать

С водой в ушах, с полотенцем через плечо, я сгораю от стыда. Научная работа — это, прежде всего, измерения. Я даже завёл привычку считать шаги, совсем как Бойс-Баллот, тот самый, который открыл закон Бойса-Баллота («если встать спиной к ветру в северном полушарии, то область низкого давления будет слева»). Ветер… Но это кто-то другой придумал измерить скорость ветра во флейте. Не я.

Как раз когда я собираюсь переключить транзистор на другую радиостанцию, профессор объясняет, что скорость воздушного потока во флейте была впервые измерена Кристиааном Гюйгенсом триста лет назад.

Я выключаю радио и ложусь в кровать. Мне не спится. Здесь, так далеко на севере, в это время года солнце почти не заходит за горизонт. Хотя перед окном и висят чёрные занавески, всё равно понятно, что на улице светло.

В половине пятого я всё ещё бодрствую. В восемь от здания SAS на аэродром уходит автобус. Если я засну сейчас, то, наверное, просплю. Но я не засыпаю.

В пять я встаю, раздвигаю занавески и ещё раз принимаю душ. Вытираясь, я чувствую себя несколько более сонным, чем раньше, но для того, чтобы снова лечь спать, уже слишком поздно. В раздумьях я сижу голый на кровати. Решаю всё же упаковать чемодан и как следует проверить содержимое рюкзака.

Горные ботинки, молоток, спальник, фляжка, кружка, чистый блокнот для заметок, фотоаппарат, плёнки, геологический компас, который Ева подарила мне ещё на первом курсе. Это довольно большой инструмент, с подробной шкалой, прямоугольным основанием, визирами, угломером, ватерпасом и зеркалом.

Я раскрываю его и рассматриваю своё лицо в зеркало. Когда Ева подарила мне этот компас, она сказала, что именно из-за зеркала он показался ей таким забавным подарком. Ещё она сказала: «Я не знала, что геология — это такая наука, где нужно всё время смотреть в зеркало».

Тогда ей было двенадцать лет, моей младшей сестре. Дело не только в том, что от неё я впервые услышал это замечание; на мой взгляд, она была совершенно права.

За эти годы я, наверное, в десять раз чаще вынимал компас из футляра для того, чтобы посмотреться в зеркало, чем для того, чтобы делать какие-либо замеры.

Зеркальце такое маленькое, что когда в нём отражаются мои глаза и нос, то уши невидимы. Если я смотрю на подбородок, то не видно глаз. Даже когда я держу его на расстоянии вытянутой руки, оно не отражает всего лица.

Но обходиться без зеркала я не могу.

По-моему, в истории человечества есть три важных этапа.

Сначала человек не знал, что такое отражение, точно так же, как этого не знают животные. Посадите кота перед зеркалом, и он подумает, что это — стекло, за которым сидит другой кот. Будет на него шипеть, пытаться зайти с другой стороны. В конце концов потеряет к нему всякий интерес. Некоторые кошки вообще никогда не обращают внимания на своё отражение.

Такими были и первые люди. На сто процентов субъективными. «Я», размышляющее о «себе», было тогда невообразимо.

Второй этап: Нарцисс видит своё отражение. Самый великий учёный древности — не Прометей, открывший огонь, а Нарцисс. В первый раз «я» видит «себя». Психология была тогда ненужной наукой, поскольку каждый был для себя тем, чем он был, а именно — своим отражением. Оно могло нравиться ему или нет, но оно не могло его предать. Человек и его отражение тождественны, симметричны. Мы лжём, и отражения лгут вместе с нами. Только на следующем этапе на нас обрушился смертельный удар правды.

Этот третий этап начинается с изобретения фотографии. Часто ли бывает, что паспортная фотокарточка нравится нам так же, как и отражение в зеркале? Крайне редко! Раньше, когда кто-нибудь заказывал портрет, а потом находил этот портрет непохожим, можно было свалить всю вину на художника. Но камера, как мы знаем, лгать не может. И так с течением времени, посредством бесчисленных фотографий, мы обнаруживаем, что редко бываем собой, не симметричны с собой, что большую часть жизни мы существуем в каких-то странных воплощениях, от всякой ответственности за которые охотно отказались бы, если бы могли.

Страх, что другие люди видят его таким же, как на этих странных фотографиях, что в их глазах он, может быть, совсем не похож на любимое отражение, расщепил человека на целую армию, состоящую из генерала и взбунтовавшихся солдат. Привычное «Я», ставящее себе определённые цели — и множество призраков, которые постоянно его предают. Это и есть третий этап: сомнения в себе, раньше довольно редкие, разгораются, доводя до беспомощности.

Психология расцветает.

По крайней мере, у себя в компасе я ношу с собой того солдата, который верен мне в жару и в холод. Он напишет мне диссертацию, да так хорошо, что я защищусь с отличием, а потом стану профессором. Если газеты захотят напечатать его портрет, я заставлю их сфотографировать его столько раз, сколько понадобится для полного сходства. Но сегодня утром у него красные глаза, потому что он не спал всю ночь — а я всегда плохо сплю. И подбородок его зарос, ведь я ещё не брился.