Больше никогда не спать

Когда я наконец спускаюсь с моста и бегу по пристани, я застаю лишь нескольких запоздалых пассажиров. Арне среди них нет. Впрочем, наверняка эти люди и вовсе не пассажиры, а просто случайные прохожие.

Пытаясь высмотреть кого-нибудь из команды, кто мог бы помочь мне найти стюарда, я поднимаюсь по трапу. Мне никто не препятствует. Я вхожу в первую же открытую дверь, попадаю в узкий коридор, и, пройдя его насквозь, оказываюсь на передней палубе.

Человек, которого я принял за Арне, разговаривает с матросом, засунув руки в карманы и поставив ногу на лебёдку. На матросе тельняшка, он почёсывает тело, и по ней, в такт движениям руки, пробегают волны.

Человек совершенно не похож на Арне. И не был бы на него похож, даже если бы ему не приходилось морщиться от светящего в глаза солнца. Полночного солнца, наверное.

Я схожу с корабля, не сказав никому ни слова. Идти ложиться спать всё ещё слишком рано, так что я продолжаю прогулку, и вскоре опять попадаю на площадь, где стоит Амундсен.

Может быть, и правда, что это костюм из вывернутых наизнанку шкур обеспечил Амундсену победу. И всё же он добился её сам, без верных шерпов, которые заваривают чай своим сахибам, для которых тридцать килограммов — это нормально, но и шестьдесят не исключение. Сколько там весил этот ящик? Тот, что маленький мальчик пронёс двести метров в гору? Сто килограммов? Сто пятьдесят?

Чего только не пишут в газетах!

На пьедестале памятника Амундсену трое парней обнимаются с тремя девушками. Вокруг в траве цветут крокусы, у нас это бывает на несколько месяцев раньше. В воздухе носятся чайки и зябко кричат.

Чуть позже я, к своему удивлению, вижу, что на этой площади есть ещё один памятник. Вначале я его совсем не заметил. Он небольшой, не бросается в глаза, и у него нет головы. Это просто необработанный кусок красного гранита, к которому приделана бронзовая табличка.

Я внимательно разбираю надпись. Она так поражает меня, что я переписываю её в записную книжку:

«Eidis Hansen labukt Balsfjord 1777–1870 bar denne steinen fra fjaera her omlag hit. Steinen weg 371 kg.»

Хотя я и не знаю ни слова по-норвежски, я прекрасно понимаю, что здесь написано. Мне даже кажется, что я мог бы всё это запомнить наизусть. Эйдис Хансен. Поднял этот 371-килограммовый камень. И он (или она??) прожил 93 года.

12

Мой багаж весит чуть меньше тридцати килограммов. Это выясняется, когда чемодан и рюкзак взвешивают в аэропорту. Аэропорт — маленький деревянный домик, от которого отходит в море узкая и очень длинная пристань. И всё.

Ещё шестеро пассажиров прогуливаются туда и обратно, из любопытства берут брошюры со стола, тут же кладут их назад. Двое мужчин в рыбацких сапогах, у каждого по нескольку удочек. Женщина с тремя дочками, все три в лыжных штанах, мать, впрочем, тоже. Мы то заходим в домик, то снова выходим на улицу. Воздух чист и прозрачен, но небо затянуто.

Как только приземляется зелёный гидроплан, появляется солнце, словно самолёт разогнал облака. Я иду по пристани, и внезапно мной овладевает уверенность в ожидающем меня успехе.

В самолёте всего десять мест, по пять с каждой стороны, каждое со своим окошком. В сетке перед сиденьем лежат не только бумажные пакеты, но и наклеенная на картонку карта, где очень подробно изображены горы и берег. В гидроплан забрасывают мешки с почтой, и дверь закрывается.

Так, наверное, мечтали летать наши прадеды. Крылья самолёта находятся над кабиной, так что ничто не заслоняет вид. Высота, на которой мы летим — всего метров триста. Берег и горы передо мной как на макете. Я легко узнаю всё, что обозначено на карте: береговую линию, бухты, островки, ледники, реки, голые вершины. Жаль только, что не об этих местах мне нужно писать диссертацию.

Диссертация! Я тут же прекращаю расшифровывать слова на картонной карте, и моё воображение покидает этот ландшафт. Мысль о том, что у меня нет аэрофотоснимков, приходит, как приступ зубной боли. Я безудержно фантазирую. Может, мне не так уж и нужны эти снимки, нужно только достать вертолёт! Или познакомиться с пилотом, который… Или нет, лучше вертолёт… Военный? Или вертолёт топографической службы?

Я смогу осмотреть всё с такой высоты, с какой мне заблагорассудится! Всё, что мне понадобится, я и сам смогу сфотографировать! Там, где мне захочется взять пробы пород, я просто спущусь. Мы, чёрт возьми, живем во второй половине двадцатого века! И вообще, зачем иначе нужны эти вертолёты? Ведь если бы я изучал, например, медицину, никто не смог бы лишить меня доступа к рентгену или кардиограммам! Я, в конце концов, не ребёнок, которого в кружке «Умелые руки» учат пилить маленькой пилочкой, в то время как есть такая вещь, как бензопила! И никому не придёт в голову заставлять профессионального повара готовить на свечке или на костре!

Пусть Нуммедал, Офтедал, Валбифф и все сотрудники геологической службы подавятся своими аэрофотоснимками.

Впрочем, вертолёта у меня всё равно нет.