«Любая музыка, Роджер, создает какую-либо форму, неважно, на каком инструменте играют. Хотя, если бы я исполнила пьесу на пианино, она не получилась бы такой большой. Но мы все равно создали бы форму, пусть и не такую красивую. Я никогда не играла эту вещь на пианино, и не могу сказать, что получится. Пьеса была написана для органа, где можно получить достаточную полноту звука и разнообразие звуковых эффектов. Прекрасное зрелище, правда?»
«Знаете, Рут, это пугает меня больше, чем все, что я видел до сих пор, хотя
«пугает», наверное, не то слово».
«Нет, дружище. Я думаю, правильнее будет сказать – вызывает благоговейный трепет, но как ни назови, это необычное чувство.
Мы с Рут испытывали то же самое, когда увидели это в первый раз, и до сих пор не отвыкли от этого ощущения. Я не думаю, что это когда-нибудь произойдет и надеюсь на это. Если мы перестанем на это реагировать, значит что-то не так, но музыка в этом не виновата. Однако об этом не может быть и речи – мы всегда будем испытывать глубокие чувства, когда будем слышать и видеть музыку, написанную такими мастерами, а это действительно мастера, Роджер».
Роджер смотрел на Рут с восхищением, даже поклонением перед мастерством, которого она достигла. Рут это позабавило, и, ничуть не тронутая таким выражением эмоций, она поспешила отмахнуться от похвал.
«Я не сделала ничего особенного, Роджер. Каждый, кто играет на каком-нибудь инструменте, может произвести такой же эффект. Это создает механический инструмент, но ни один инструмент не сможет сочинить музыку. Вот кому должна быть адресована похвала – композитору».
«Я правильно понял, что какой-то великий музыкант написал эту пьесу специально для вас?»
«Совершенно верно, Роджер. Еще один сюрприз? Это неудивительно, если подумать, что все знаменитые музыканты, покинувшие земной мир, должны где-то находиться. Не так ли?»
«Да, конечно. Странно, я об этом даже не подумал».
«Я думаю, – заметил я, – это потому что большинство людей считает композиторов только полулюдьми. Поэтому многие из них на Земле жили впроголодь. А когда они умерли, о них вдруг вспомнили, воздвигли им памятники, а их произведения вдруг стали очень ценными. Сейчас дела на Земле обстоят немного лучше, и композитор не умирает от голода, но если он сочинил по-настоящему хорошие вещи, они становятся намного более ценными после его смерти. В настоящий момент на Земле нет гениев. Все истинные гении – здесь. Музыка, которую ты слышал сейчас, это произведение истинного гения. Даже если не видеть ее, а только слушать, это уже наслаждение».
«И как долго этот шар останется здесь?» – поинтересовался Роджер.
«Обычно, – ответила Рут, – он исчезает через несколько мгновений, но мы с монсеньором дополнительно зарядили его своими мыслями, чтобы ты увидел его во всем великолепии. Когда оркестровые или другие произведения исполняются быстро одно за другим, то если формы будут оставаться слишком долго, они начнут беспорядочно нагромождаться одна на другую и терять свои очертания».
IX. Вопрос возраста
«Меня смущает одна вещь», – заявил Роджер.
«Только одна?» – осведомился я. Однако добродушный юноша никогда не обижался на наши подшучивания.
После посещения «церкви» и органного концерта Рут мы вернулись домой и удобно расположились в комнате на нижнем этаже, где Роджер впервые увидел духовный мир.
«И что же тебя смущает, дружище? Доложите о деле, как говорят юристы, и, возможно, мы с Рут сможем пролить свет на этот вопрос».
«Дело вот в чем: почему все выглядят такими молодыми? Я нигде не видел старых людей».
«Видел, Роджер, видел, но не в том смысле, конечно».
«Если я задаю слишком личный вопрос, монсеньор, можете не отвечать, но все же
– сколько вам лет?»
«Не бойся задавать личные вопросы в том, что касается возраста. Мы здесь не отличаемся повышенной чувствительностью. Даже Рут не обидится, если ты спросишь ее об этом, а ты знаешь, что на Земле женщины иногда немного чувствительны в этом вопросе. Но здесь это неважно, и никто не придает этому большого значения. Хотя это интересная тема, особенно для таких, как мы с тобой, Роджер, и для Рут, кому интересно заглянуть в суть вещей.
А теперь о моем возрасте. Когда я оказался здесь, мне было 43 года, и я здесь уже 37 лет – я знаю это точно, потому что интересуюсь тем, что происходит на Земле, и в курсе того, сколько прошло времени. Теперь, если сложить, получится ответ».
«Боже мой! – воскликнул юноша. – Тогда получается, что вам восемьдесят!»
«Именно так. Молодой человек восьмидесяти лет».
«Но вы даже близко не выглядите на столько».
«Надеюсь на это. На самом деле я едва ли сильно изменился с тех пор, как оказался здесь. Несколько перемен к лучшему, а так все по-старому».
«А сколько ты бы дал мне, Роджер?» – спросила Рут.
«Будь осторожен, Роджер», – вмешался я, но юноша не решался сделать предположение.
«Если бы ты даже сказал сто, я бы нисколько не расстроилась. Но столько мне пока нет. Скажи шестьдесят два и не ошибешься».
«Но вы никак не выглядите старше двадцати пяти», – возразил Роджер.