Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

Яков Кошельков восседал за столом, на котором красовались две бутылки мадеры ещё дореволюционного разлива и закуски, достаточно солидные для нынешнего голодного времени. Рядом примостился Юсуф. Янька спокойно курил, поглядывая через перила на входную дверь трактира. Но это спокойствие было мнимым. Он усиленно соображал. Что-то в этой истории с французом его всё время настораживало. Уж слишком всё гладко получается. А может, Хорёк ссучился и мусора привёл? Или чекиста? Не похоже… И всё-таки, что-то в нём не то… За свои двадцать восемь Янька-Кошелёк разного люда повидал, в том числе и иностранцев. А этот вот… как его… Дюваль ни на кого не похож. Когда Хорёк с французом ушли, он из предосторожности решил не рисковать: оставил записку, а сам тайным ходом вместе с Юсуфом и Кислым вышел из этого нагромождения лавок. Здесь, в «Чёрном вороне», спокойнее. Если что, можно свалить тоже через потайной ход. Но француз, француз… Если он сейчас появится, то, похоже, настоящий. Тогда можно дальше с ним корешить, толкнуть ему что-нибудь за валюту.

В это время от окошка отскочил Кислый.

— Едут!

Янька бросился к окну. Со второго этажа хорошо было видно, как у входа в трактир притормозила повозка, из которой вылезли Балезин, Архангельский и Вербицкий.

— А это что за фрайер, вон тот, лысый? — насторожился Кислый; выражение его лица говорило о том, что он пытается вспомнить, где его видел.

— Оценщик француза, — успокоил его Кошельков и сам вроде бы тоже успокоился. Отлегло.

— Юсуф, за ширму! Кислый, за дверь! — скомандовал он. — Если шухер — сами знаете, что делать.

Первая, закрытая на засов дверь вела с антресолей вниз; вторая тоже вела вниз, но на кухню. Там, естественно, был выход во двор и ещё один выход прямо на соседнюю улицу, о котором знал только Кошельков.

* * *

Когда они вошли в трактир и стали подниматься по лестнице, Балезин весь внутренне напрягся. Зрение у него было отличное, и, несмотря на задымление от табачных выхлопов, он хорошо видел Кошелькова за перилами антресолей. Янька здесь! А раз так, он, если что-то заподозрит, выстрелит первым. Значит… значит, жизнь Алексея Балезина оборвётся на двадцать пятом году в этом вонючем трактире. И Ольги больше он уже никогда не увидит.

Стучали ноги о скрипучие ступени, а мысли возникали разные: вернись, ещё не поздно. Можно не рисковать — сесть за свободный столик и ждать. Повод можно найти. А Отман с Ершовым должны подойти с минуты на минуту. Но нет, русский офицер пасовать перед бандитами не должен! Рискнём!

Дверной засов Кошельков открыл сам. Лицо его не выражало ни радости, ни удивления.

— Прошу к столу.

Извиниться за перемену мест он не пожелал. Более того, стоило им всем четверым сесть за стол, как Янька, почувствовав себя хозяином положения, перешёл к делу:

— Деньги при вас? — глянул он в упор на Алексея.

— При мне. А холсты?

В ответ Янька достал небольшой тубус и вынул из него то, что собирался продать. Довольный своей откровенностью, он переспросил:

— Так с вами деньги или нет? Я не вижу ни портфеля, ни саквояжа.

В ответ Балезин ехидно улыбнулся:

— А вы уверены, что кроме нас четверых, так сказать, два на два, здесь никого нет? По-моему, там, — он кивнул в сторону ширмы, — кто-то ещё.

Подобного вопроса Кошельков не ожидал и на секунду растерялся. Но тут же понял, что проиграл и что ему придётся отступить.

— Выйди, Юсуф, — скомандовал он. — Побудь за дверью.

Из-за ширмы вышел крепкого сложения, наголо бритый мужчина неопределённого возраста. Пришедших он удостоил звериным взглядом. Но команде хозяина подчинился. Алексей вспомнил детство, рынок в их небольшом городке. Там среди прочих торговал кавказец, очень похожий на Юсуфа. А они, мальчишки, забегая туда, неизменно подкрадывались к его лотку, на котором красовались разные фрукты и орехи, и норовили что-нибудь стянуть. Хозяин, понимая, что оплаты за съеденный товар не будет, выскакивал и вслед улепётывающим пацанам свирепо орал: «Ухады! Зарэжу!»

Теперь уже Балезин в упор смотрел на Кошелькова.

— Учитывая, что у этого господина, — кивнул он вслед Юсуфу, — на поясе под рубахой наган, возникает вопрос: для кого он предназначен?

Выпустив струю дыма и прищурившись, Кошельков ответил вопросом на вопрос:

— У вас удивительная проницательность, Дюваль. Скажите честно, где вы служили или служите?

— Скажу, но в другой раз. Потому что на мой вопрос вы так и не ответили.

Янька продолжал курить, попыхивая ароматной папиросой.

— Дюваль, мы с вами не дети. Сделка у нас серьёзная. Как тут без охраны…

В это время на первом этаже заиграла музыка. Полный, чем-то похожий на Вербицкого мужичок пел хрипловатым голосом:

Заходят мальчики, все в пиджаках,

Нага-наганчики у них в руках.

Как бы в унисон блатной мелодии, Кошельков осторожно сказал: — Вот видите, Дюваль, даже в песне без наганчика нельзя. Сознайтесь, у вас он тоже где-нибудь поблизости лежит?