Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

Немного успокоившись, Отман поведал следующее. Настоящее имя этого парня — Степан Боженко; он же Шкет, он же Меченый, он же Малыш. Да, он маленький и щуплый, но далеко не юноша, ему под тридцать. Типичный вор-форточник, работал в Киеве, Екатеринославе и ещё где-то в Малороссии. Дважды попадался; один раз бежал; во второй в марте семнадцатого был освобождён как «угнетённый царским режимом». Много их, гадов, тогда вышло. В Первопрестольной объявился, когда Отмана уже в сыске не было, потому и не попал в его картотеку. Своё старое занятие — квартирные кражи — бросил и прибился к Кошелькову. А Янька осторожен и хитёр на выдумки. У него всякие были телохранители: и такие мордовороты, как Юсуф, которого вы застрелили, и такие, как Малыш, которые вертятся где-то рядом и косят под юнца — попробуй догадайся. А стрелять он умеет…

Сергей Генрихович на минуту смолк, закрыл глаза. Последующие слова дались ему с трудом:

— Это он убил моего брата. Когда Юрия доставили в морг, эксперт определил, что смертельным оказался не выстрел Кошелькова в грудь, а выстрел в спину. Янька на дело ходил с маузером, а в спину стреляли из револьвера. И стрелял этот гад! И пули того же типа, что попали в вас и в Бориса Михайловича. А ведь у Архангельского остались жена и сынишка…

Отман снова смолк. Молчал и Алексей. Эта пауза была длительной. И только стук на хозяйственном дворе вывел Сергея Генриховича из оцепенения.

— Перед Архангельским я ещё больше виноват, вы-то хоть живой остались. А с Борисом Михайловичем мы знакомы ещё с царских времён. Когда он появился в Москве, мы частенько виделись, прогуливались вместе. А буквально накануне нынешних трагических событий потолкались пару часов на Хитровке. Там Архангельский и узнал этого Малыша. Предлагал арестовать для проверки личности, подробно рассказал о его «подвигах» в Екатеринославе. А я не прореагировал: таких жиганов-щипачей немало болтается на Хитровке… Ну кто же мог знать, что он на доверии у Кошелька! Ох… — Отман глубоко вздохнул. — Чует моё сердце, этот Малыш ещё наделает немало бед.

— Так вы его не взяли, не пристрелили? — воскликнул Алексей. — Он что, ушёл?

— Ушёл, мерзавец. Через трубу.

— Как через трубу? Через какую трубу? — воскликнул Балезин и вдруг разразился кашлем.

Когда он успокоился, Отман продолжил:

— Во дворе дома, в котором мы окружили Кошелькова, была труба, проложенная под дорогой для стока дождевых и талых вод в овраг. Вход в трубу был завален всяким хламом, и о ней мало кто знал. Мы с вами по этой трубе ну никак бы не пролезли, а этот узкоплечий гад пролез. А на той стороне такие заросли, хоть всё лето прячься…

Сергей Генрихович, похоже, так и не справился с душевным волнением. Он поднялся и, ни слова не говоря, пошёл. Вдруг остановился, вернулся обратно.

— Алексей Дмитриевич… я желаю вам успехов. Вам предстоит нелёгкая работа. Берегите себя… Да! — он полез в карман и протянул Алексею небольшую пачку чая. — Это вам — дореволюционный. Пейте на здоровье.

Балезин смотрел ему вслед. Про Ольгу он спросить не решился. Да и зачем? Вряд ли они когда-нибудь встретятся.

На следующее утро, ещё до врачебного обхода, в палате-крошке появился Юргенс. Сходу объявил:

— Забираю. Время не ждёт. Афганистан нас признал официально, нужно как можно скорее обменяться посольствами. На очереди Персия. У вас на подготовку осталось десять дней. Долечитесь в наших условиях.

И, не дав Алексею ни слова сказать в ответ, пожал руку и вручил удостоверение.

Так штабс-капитан русской контрразведки Алексей Балезин стал сотрудником иностранного отдела ВЧК.

* * *

По-разному сложатся судьбы тех, кто имел непосредственное отношение к описанным выше событиям января — июня 1919 года. Судьбы таких персон, как глава первого советского правительства Владимир Ульянов-Ленин и председатель ВЧК Феликс Дзержинский, хорошо известны по школьным учебникам, книгам, кинофильмам. Их имена, их деяния, их портреты станут символами советской эпохи. А вот судьбы остальных?.. Дадим краткую справку.