Большевики, 1917

Известно, что главные пропагандистские акценты в большевистской прессе делались на публикациях по наиболее актуальным тематикам политической повестки дня и прежде всего — на необходимости прекращения войны, ведущейся империалистическими правительствами в интересах национального капитала, а также на несостоятельности Временного правительства — «правительства министров-капиталистов» в разрешении насущных вопросов о земле и собственности на средства производства. Разумеется, Временное правительство, заинтересованное в продолжении участия России в войне «до победного конца» на стороне Англии и Франции против Германии и Австро-Венгрии, не могло оставить без внимания эти стороны деятельности большевистской печати. Поэтому вскоре после Июльского выступления Временное правительство предприняло ряд мер, ставших впоследствии основой для сворачивания либерализации общественной жизни в целом, хотя и направленных изначально именно против большевистских газет «Правда», «Солдатская правда» и «Окопная правда». С подачи правительственных чиновников и не без участия возглавившего правительство вскоре после Июльского выступления А. Ф. Керенского в проправительственной прессе развернулась настоящая антибольшевистская кампания, имевшая цель устранение большевиков как политических противников. И основной составляющей антибольшевистской газетной кампании стало их обвинение в сотрудничестве с германским генеральным штабом. Следствием этого стало временное устранение большевиков с арены политического противостояния в 1917 г. Но на чём основывались обвинения в шпионаже? И с чего началась фактически продолжающаяся по сей день вакханалия обвинений?

Во-первых, всё, что происходило в России в течение 1917 г., было связано с деятельностью возвращавшихся на родину политэмигрантов, чувство единения которых, сохранявшееся за границей, после Февраля в одночасье было нарушено, что становилось заметным ещё по разговорам в шедших на родину поездах. «Вагоны были переполнены, — вспоминал Илья Эренбург. — Эмигранты, разумеется, сразу начали спорить: одни были „оборонцами“, другие стояли за Ленина. В одном купе дело чуть было не дошло до драки… кто-то хрипло кричал: „А чем твой Плеханов отличается от Гучкова?!“… Путь был долгим; наконец мы доехали до последней шведской станции — Хапаранда. Перешли через мост. Вот и русские офицеры — это пограничная станция Торнио. Встреча была неласковой. Поручик, посмотрев на мой паспорт, злобно сказал: „Опоздали! Кончилось ваше царствие. Напрасно едете“. Это было 5 июля».

События в России действительно тогда развивались стремительно, и возвращавшиеся с разных сторон эмигранты бывали подчас неприятно удивлены тем, как их принимали на родине: «Мы не знали о событиях в Петрограде и приуныли… В Хельсинки кто-то нам рассказал, что в Петрограде большевики попытались захватить власть, но их усмирили. В вагоне атмосфера накалилась. Один из „оборонцев“ кричал о „пломбированном вагоне“, о „предательстве“ и вдруг сказал: „Мы поможем разобраться… Вы что хотите — бунтовать? Не выйдет, голубчики! Свобода свободой, а вам место в тюрьме“. Тотчас один из эмигрантов, присоединившийся к нам в Лондоне тщедушный еврей, который всё время терял очки и глотал какие-то пилюли, вскочил и тоже стал кричать: „Не тут-то было! Пролетариат возьмет власть в свои руки. Кто кого посадит — это ещё вилами на воде писано!“».

Такой же митинговой, как в описанном Эренбургом вагоне, была обстановка и на родине, в Петрограде и Москве. Эренбург от такой обстановки, как он сам потом вспоминал, даже «съёжился»: «В Париже все говорили о „бескровной революции“, о свободе, о братстве, и вот ещё мы не доехали до Петрограда, а они грозят друг другу тюрьмой. Я вспомнил камеру в Бутырках, парашу, маленькое оконце… В Хельсинках офицер, захлебываясь от восторга, рассказывал: „Казаки им всыпали… А как прикажете с ними разговаривать? Ведь это босячье! Хорошая пулемётная очередь! Другого языка они не понимают!“».

Прибывавшие на поездах политэмигранты сразу вливались в политическое противостояние, попеременно перераставшее в противостояние вооружённое: нежданно «свалившуюся» им на голову свободу каждый понимал по-своему, и это своё понимание принимался из всех сил воплощать на практике, используя всё, в том числе ранее недоступные средства. Одним из таких «средств» и стала публикация газеты «Живое слово» в номере от 5 июля 1917 г. под набранным крупным шрифтом заголовком «Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!», положившая начало масштабной антибольшевистской кампании.

Это если коротко. Теперь обо всём этом подробнее.

4.1. «Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!»