Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)

В событиях 6 июля роль Дзержинского была одной из самых важных. С отъездом из Денежного переулка начиналась, возможно, ее главная часть. Приехавшего в отряд ВЧК Дзержинского встретил Попов. Дзержинский пишет:

"...На мой вопрос, где находится Блюмкин, получил ответ, что его в отряде нет и что он поехал в какой-то

госпиталь. Я потребовал, чтобы мне привели дежурных, которые стояли у ворот и которые могли бы удостоверить, что, действительно, Блюмкин уехал на извозчике. Заметив колебание Попова, а также шапку скрывавшегося Блюмкина на столе, я потребовал открытия всех помещений".43

Здесь, однако, Дзержинский вряд ли говорил правду. По крайней мере, одно из двух: либо Дзержинский Блюмкина "близко не знал и редко с ним виделся", либо знал и самого Блюмкина, и даже шапку, в которой должен был совершать свой террористический акт Блюмкин. С другой стороны, обнаруженная в отряде Попова шапка вряд ли была "шапкой Блюмкина". По воспоминаниям Мюллера, головные уборы террористов остались в германском посольстве. Это следует и из описания внешнего вида Блюмкина в момент побега из посольства: "в черном пиджаке или сюртуке, с длинными распущенными волосами". Ни о какой шапке свидетель не упоминал. Очевидно, что Дзержинскому просто нужно было найти предлог для обыска здания. С тремя своими спутниками Дзержинский обыскал весь дом, разбив при этом несколько дверей.44 Блюмкина, конечно же, не нашел, но обнаружил в одной из комнат заседавший в ней в неполном составе ЦК ПЛСР. Похоже, что именно эту комнату и искал Дзержинский столь упорно. По крайней мере на этой комнате Дзержинский свой обыск окончил. Он "объявил Прошьяна и Карелина арестованными" и "сказал присутствующему при этом начальнику отряда Попову, что если он... не подчинится и не выдаст их, то Дзержинский "моментально" пустит "ему пулю в лоб, как изменнику".45

Так пишет в своих показаниях сам Дзержинский, но не договаривает. Он не только объявил Прошьяна и Карелина арестованными, но и "заявил, что один из членов ЦК должен быть искупительной жертвой за Мирбаха",46 т.е. должен быть непременно казнен. Такие действия Дзержинского, как бы ни рассматривать их, являлись провокацией: на что рассчитывал Дзержинский, прибывший в отряд ВЧК с малочисленной охраной "производить следствие по делу Мирбаха", но вместо этого объявивший арестованными двух членов ЦК, собиравшийся

расстрелять одного из них, а члену ВЦИКа, члену Коллегии ВЧК и начальнику чекистского отряда Д.И.Попову намеревавшийся "моментально пустить пулю в лоб"? Понятно, что такой альтернативе ЦК ПЛСР предпочел "задержание Дзержинского", да иначе и поступить не мог.47 Выдача Дзержинскому двух членов ЦК ПЛСР (одного на расстрел в виде выкупа за смерть "империалиста") вообще не могла подлежать обсуждению с точки зрения каких угодно революционных норм. Что касается Блюмкина, то и его решили не выдавать, так как никто из левых эсеров не видел состава преступления. За убийство "империалиста" никогда еще не наказывала никого советская власть. Тем более нельзя было наказывать Блюмкина за убийство германского посла, ненавидимого всеми революционерами. Блюмкина нельзя было выдать и из партийной гордости. Наконец, если б выдан был Блюмкин, как повлияло бы это на организацию террористических актов на Украине и на партизанскую борьбу украинских большевиков и левых эсеров с немцами?

По всем этим причинам левые эсеры не могли выдать Дзержинскому на расправу своего партийного товарища. В этом, наверно, и была одна из серьезных ошибок, допущенных в тот день ЦК ПЛСР. Сам Блюмкин, судя по его показаниям, в этом вопросе оказался на высоте. Он требовал своей собственной выдачи. Блюмкин пишет:

"Я пережил в лазарете и сознательно помню только один момент -- приезд в отряд тов.Дзержинского с требованием выдачи меня. Узнав об этом, я настойчиво просил привести его в лазарет, чтобы предложить ему меня арестовать. Меня не покидала все время незыблемая уверенность в том, что... советское правительство не может меня казнить за убийство германского империалиста. Но ЦК отказался выполнить мою просьбу".48 Об аресте Дзержинского большевикам не замедлили сообщить сами левые эсеры. В седьмом часу вечера в сопровождении группы матросов из отряда Попова в Большой театр прибыла Мария Спиридонова. Только по прибытии она узнала, что фракция ПЛСР на Съезде Советов арестована. Тем не менее Спиридонова заявила большевикам, что ЦК ПЛСР берет на себя ответственность

за убийство германского посла и к тому же задержало Дзержинского. Большевики имели теперь полное право обвинить левых эсеров в заговоре. С этим Свердлов и вернулся в Кремль, где информировал обо всем Бонч-Бруевича, а последний -- Ленина.49 Все, казалось, развивалось по плану.

Как вспоминал позднее Дзержинский, вечером 6 июля в особняк Морозова вернулись откуда-то "Саблин и растерянный Попов и сообщили, что... фракция левых эсеров, а с нею Спиридонова, арестованы... Настроение в отряде с каждым известием становилось все более подавленным".50 О том же писал и сам Саблин: