Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Сторонники Ленина оставались фактически на вторых ролях во время событий февраля – марта 1917 года. Среди политически сознательной части рабочих сторонников большевиков было довольно мало по сравнению со сторонниками меньшевиков и эсеров. Шляпников и Молотов, честь им и хвала, смогли сохранить ядро своей партии и были приглашены, скорее из уважения к товарищам социалистам, на заседания исполкома Совета. Но они не относились к тем революционным лидерам, которые в непредвиденных случаях могли бы мгновенно принять решение. Возможно, они забыли указания Ленина. Когда Совет проголосовал за буржуазный состав Временного правительства, большевикам удалось набрать только девятнадцать голосов против четырехсот. Что им оставалось делать? Конечно, не было и речи о том, чтобы принять участие в буржуазном правительстве. Хотя, с другой стороны, как можно было вести борьбу против воли пролетариата, выраженной Советом? Россия не была готова к советскому правительству; об этом совсем недавно говорил даже Владимир Ильич. Поэтому Шляпников и Молотов стали ждать указаний из Швейцарии или возвращения старых большевиков, которых недавно выпустили из сибирской ссылки. А пока занимались текущими делами: возобновили издание газеты «Правда» и реквизировали под Центральный и Петербургский комитеты большевистской партии роскошный дворец.[242]

В первые дни марта революция была завершена. Возглавил Временное правительство, эту «половину власти», князь Георгий Львов, депутат Первой Государственной думы, председатель Всероссийского земского союза. Этому человеку, ставшему номинально высшим должностным лицом революционной России, больше подошла бы должность председателя или премьер-министра конституционного правительства в мирное время. Большинство историков, упомянув о Львове в связи с формированием Временного правительства, в дальнейшем вспоминают о нем только в связи с его отставкой в июле 1917 года. его правительство состояло из кадетов и умеренных демократов. Лидер конституционных демократов профессор Милюков получил портфель министра иностранных дел, а капиталист Александр Гучков, председатель Третьей Государственной думы, стал военным и морским министром Временного правительства.

Суханов и Стеклов мечтали о совершенной гармонии, однако Совет существовал отдельно от правительства. С самого начала все испортил один человек – Александр Керенский, эсер, заместитель председателя Совета, согласившийся занять должность министра юстиции Временного правительства. Многие видели в этом молодом адвокате (в то время ему было тридцать пять лет) будущего диктатора России. Он был ведущим представителем «революционной демократии» и одновременно министром буржуазного правительства. Совет, опрометчиво решивший, что ни один социалист не должен принимать министерский портфель, легко поддался эмоциональной просьбе Керенского: «Я говорю, товарищи, от всей души, от всего сердца, и если будет необходимо, докажу… если вы не верите мне… я прямо здесь… на ваших глазах… готов умереть».[243]

В будущем для него подобная манера станет довольно характерной. Человек, которому в марте прочили большое будущее, ретроспективно будет рассматриваться как Гамлет русской революции. Тогда в революции было много Гамлетов, и только один серьезный кандидат на диктатора.

В тот момент он изнывал от нетерпения в Швейцарии. Оригинальный взгляд Ленина на революцию (сговор Франции и Британии ради обеспечения сепаратного мира) вскоре уступил место более реалистичному представлению. Однако новости, по большей части оптимистичные, тоже приводили в ярость. Все замечательно, но идет не так, как было задумано. Меньшевики и эсеры предают пролетариат. Не совсем понятно, чем заняты большевики. В марте Ленин написал: мы хотим «мира, хлеба и свободы». Но так хотел каждый. Мир, но с кем и как? Еще накануне отъезда из Швейцарии 11 апреля (29 марта) Ленин не допускал возможности заключения мира с германским империализмом и заявлял, что большевики будут вести революционную войну против немецкой буржуазии. Социалистам, писал он, необходимо государство и власть; они не анархисты. Он отдавал себе отчет, что Россию может охватить анархия.

Постепенно все упорядочивалось. Россия получила своего рода правительство; отступила непосредственная угроза анархии. Но появилась другая опасность: что, если буржуазное Временное правительство решит показать зубы и подойдет к проблеме войны с деловой точки зрения? Ленин имел чересчур высокое мнение о дееспособности правительства. Об этом свидетельствует письмо Ленина Коллонтай от 16 марта 1917 года. Он сомневался, что кадеты легализуют партию большевиков (в то время каждая партия в России находилась на легальном положении), и добавлял, что, если они это и сделают, «мы все равно должны заниматься и легальной и нелегальной работой».[244]

Для Ленина Керенский, который временами многим казался столпом революции, был «болтуном», «идиотом» и «наверняка» агентом русского буржуазного империализма.[245]