— Если бы, — ответил он, — речь шла только о чистом обладании, то они были бы правы. Некий Мориц Гольдштайн[91] однажды торжествующим тоном заявил, что евреи управляют духовным богатством немецкого народа. Жаль, что он не добавил, как именно они им управляют. Я боюсь, если они, например, еще несколько десятилетий подряд будут интерпретировать Гёте, народ в один прекрасный день с удивлением узнает, что Гёте был родом из Франкфурта. Но также и тогда еще будут существовать люди, читающие Гёте глазами Гёте, а не через покрытые слизью очки какого-то Морица. Вряд ли это будут профессора, а, вероятно, бродяги. Во всяком случае, это тот вид, который не вымрет, и он хорошо сохранит старого Гёте, и пусть тогда евреи спокойно «управляют» новым Гёте. За этого нового Гёте в их руках можно только порадоваться.
— Но если их, — заметил я озабоченно, — доверчиво слушают и «бродяги» тоже, т. е. они тоже попадаются на их удочку?
— Тут все дело, — он улыбнулся, — в сущности этих «бродяг», если их сердце настолько чисто, то голова их может позволить себе слушать все, что угодно, отклонений не будет никогда. Они нищие духом, как говорится. «То, что не видит никакой разум разумного», то они чувствуют. И сохраняют это. Можно обмануть их голову, но над их душой у них даже самих нет силы.
Глава VI
— И ты видишь, — постучал он по столу, — только их нужно благодарить за то, что еврей не «управляет» так также и нашим христианским богатством, как всем нашим прочим культурным. Где они? Где они были? Среди высоких и низких, среди королей и солдат, среди пап и нищенствующих монахов, среди ученых и профанов, всюду. Только не среди «только богатых», не среди «только разумных», только не среди жадных и ненасытных, только не среди «черни». Там властвует еврей. То, что появляется здесь как духовное богатство, тем он действительно управляет; это его собственное. Как царь Мидас всякую вещь превращал в золото, так еврей каждое глубокое слово превращает в грязь. Но для других, для…
— Бродяг души, — подсказал я ему.
— Все остается по-старому, — кивнул он. — Были папы с еврейской кровью.[92] Также и прочих высокопоставленных церковников того же самого происхождения всегда хватало в церкви. Являлось ли то, что они представляли, католицизмом? Нет, это был иудаизм. Возьмем только одно: продажу индульгенций. Еврейский дух, в чистом и живом виде. Мы оба католики, но разве мы не можем говорить об этом? Хотят ли нас действительно убедить, что церковь никогда и ни в чем нельзя было упрекнуть? Как раз, потому что мы католики, мы и говорим об этом. Это же не имеет ничего общего с католицизмом. Мы знаем о нем, что он остался неприкосновенным, даже если половина церковной иерархии состояла из евреев. Какое-то количество внутренне искренне верующих людей снова и снова поддерживало на высоте его достоинство. Часто только в тишине, иногда даже против папы. Иногда их было много, иногда мало. В зависимости от того, кто был духом во главе. В общем, можно сказать, что папы германского происхождения олицетворяли католицизм более чисто, чем итальянцы или испанцы. Немец Гильдебранд, став папой Григорием VII, поддерживал и укреплял католицизм так последовательно, как никто другой. Пока он был у власти, пагубному равноправию евреев был положен конец.
— То, что, — сказал я, — этому сильному папе пришлось умереть в ссылке, вероятно, связано с этим. Еврей всегда как-то найдет тайный способ отомстить.