Болшевцы

Он сетовал также на то, что в коммуне запрещают пить водку, нюхать марафет. Главное же — нет девочек! А теперь вот и махорку надо зарабатывать.

В кузнице дядя Павел велел болшевцам сиять шинели, надеть принесенные им кожаные фартуки. Он положил не спеша трехметровую стальную полосу на ребра наковальни.

— Пригото-овьсь! — нараспев скомандовал дядя Павел и вызывающе подмигнул. — Ну-ка, попробуйте, молодцы. Эй, парень, держи зубило. Ну, кто хочет ударить?

«Тифозный» Королев соблазнился первым. Он изо всей силы замахнулся кувалдой.

— Легче! — поправил его дядя Павел, наставляя в метку отскочившее зубило.

За Королевым ударил Калдыба. Длиннорукий, он размахнулся так неудачно, что кувалда ударилась о дверь, посыпались труха и щепы. Все прыснули со смеху. Калдыба сконфузился. Санька Королев толкнул его в спину:

— Уйди, криворукий! Дай-ка вот людям!

Дядя Павел посоветовал открыть дверь, чтобы можно было шире размахнуться кувалдой.

Первый раз в жизни парни рубили металл. Зубило отскакивало. Стальная полоса, не прилегая плотно к наковальне, пружинила. Каждый неверный удар грозил увечьем. Кузнецы чертыхались.

Королев одумался раньше других. Он вытер рукавом свой высокий мокрый лоб и удивленно посмотрел на ребят мутными от усталости глазами.

— Ослы! На какого чорта вам это железо нужно? — и выпустил из рук кувалду.

Она клюнула землю толстым носом.

— Перекурим, — сказал спокойно дядя Павел и распечатал голубую пачку папирос.

— Знатно, косопузые, работали. Глядел на вас и думал: не пропадем. Вылечимся от разных там опухолей и болезней! Ей-богу, вылечимся, не пропадем. — Он щелкнул в донышко пачки, и оттуда выскочили стройным рядком, как в обойме патроны, пять папирос.

— На дешевку не продаемся, — предупредили кузнеца болшевцы, угощаясь папиросами.

Дядя Павел сел на порог, сдунул пепел папиросы с фартука:

— Слов нет — рубили знатно, а все-таки с изъяном. Вы какие-то все кривобокие, нескладные, опять же бьете с правой, а с левой руки ни один не ударил. Молотобоец девяносто шестой пробы бьет с плеча и с левой и с правой руки, бьет и с головы частыми ударами, например, при сварке металла… Это я вот вам погодя покажу.

— Нет уж, другим показывай. С нас хватит, — сказал Беспалов.

Пыхтя папироской, к дяде Павлу подошел Королев, нагнулся и осторожно пощупал на левой руке кузнеца мускулы.

— Ишь, пес! Жернова какие… Небось, трудно левшой-то бить, а?

— Отдохнем — покажу, — повторил кузнец. — А сейчас поясню, для чего мы рубили металл. Это заготовка на резаки — ножи сапожные. Как ехать сюда, я договорился с обувной фабрикой «Парижская коммуна» взять у них заказ на эти резаки, по четыре целковых штука. Работа капризная, аккуратная. Когда научимся да пойдет у нас работа — часть вырученных денег мы будем распределять между собой как зарплату, а другую часть откладывать на покупку инструмента, материала, одним словом, на расширение производства. Разговаривал я и с костинскими мужиками и совхозом ОГПУ. Мол, мои ребята будут вам за продукты и плату лошадей ковать, перетягивать шины, что надо, ремонтировать. Заказов, выходит дело, хоть залейся. Вот и хочу спросить, как ваше мнение: разговаривать мне насчет этих заказов или уж пусть другим отдают?

Калдыба курил, сидя на корточках. Он вдавил окурок в землю и поднялся:

— У меня предложение: в кузнице заиметь огнетушитель, чтобы на всякий случай…

— Заткнись! — перебил его Королев. — Я вот что скажу. Заказы непременно бери. За хорошую плату мы, отчего же, сделаем…

— Фабрика, небось, богатая. Будешь брать — не продешеви!

— Лупи с нее все четыре шкуры, — решительно посоветовал Беспалов.

После «перекурки» ребята не ушли, как собирались. Зашипел горн. Началась горячая обработка нарубленных полос. У дяди Павла обе руки заняты: в левой — клещи, в правой — молоток-ручник.

У Королева по лбу текут едкие, смешанные с копотью струйки пота. Из-под кувалды брызжут пучки малиновых звезд. Бить с головы труднее. И когда удары становятся реже, когда Королев совсем уже готов бросить кувалду и прохрипеть: «К чорту, не хочу больше», — дядя Павел, придерживая клещами розовую полосу, вдруг начинает вызванивать ручником что-то необыкновенно складное, хоть плясать начинай.

Молниеносными движениями ручника он показывал, где и как надо бить кувалдой, и это завораживало молотобойца, захватывало, как игра.

В конце концов Калдыба не вытерпел, схватил кувалду, и в две руки посыпались частые удары на остывающую вишневого цвета сталь.

Ночью Борисов, «бутырец», натянув до шеи одеяло, таращил в темноту глаза и вполголоса, чтобы не разбудить соседей, рассказывал Умнову: