Большие батальоны

В это же время целый, считай, полк (два полных батальона, пять рот и под две сотни добровольцев), на удивление тихо, но с понятным топотом, погромыхиванием оружия и слитным шумным дыханием мчался по нескольким параллельным просекам и тропам к той же цели. В ночном лесу марш-бросок — совсем не простое дело даже для опытных бойцов, именно в плотной массе ротных колонн, когда отдельный солдат не может заранее видеть и выбирать свой путь, маневрировать по обстановке. Растянутых связок голеностопов и коленных тоже, не говоря о возможных травмах глаз торчащими ветками, могло быть совсем немало. Или — темп движения снизился бы до недопустимого. Но тут уж Фёст с Секондом сообразили (никому другому это просто в голову бы не пришло) поставить впереди каждой построенной в колонну по два роты морпехов-роботов. Никто ведь другой понятия не имел, что ночное зрение у каждого «Аскольда», «Артёма» и далее по алфавиту ничуть не хуже дневного, а реакция вдесятеро лучше, чем у пресловутых «ниндзя» и даже валькирий…

Поэтому, лидируя, наблюдая рельеф местности и предупреждая голосом о каждой кочке и торчащем выше колен препятствии, роботы вели свои команды безукоризненно. Без травм и потери темпа.

Очень интересным поворотом политического сюжета происходящего было появление на платформе господина Воловича во всей красе: полупьяного, что придавало ему ещё больше шарма и «интеллектуальной независимости». Он прибыл, по команде Фёста, в сопровождении Яланской, для которой Борис Иванович приказал одному из своих подчинённых по охране дома «подать к подъезду» очень не новый, но в приличном состоянии «Ниссан-Патруль» и доставить даму с кавалером туда-то. Со всей возможной скоростью и в полной сохранности. Пацан их и привёз, в рассуждении обернуться по ночным пустым дорогам за час «туда-сюда».

Галину Фёст счёл возможным ненадолго снять с поста, предполагая, что её интеллигентные подопечные и так никуда не денутся в чужой реальности. Тем более Яланская их со всей свойственной ей строгостью предупредила, что и звонить из квартиры им незачем и некуда, а входную дверь изнутри открыть невозможно.

По дороге Волович снова принялся объяснять очаровавшей его (по пьяному делу) «надзирательнице», как она восхитительно-сексуальна, «вся такая воздушная, к поцелуям зовущая» и как ей будет хорошо, если она поймёт своё счастье и согласится стать его «дамой сердца» со всеми вытекающими последствиями и преференциями.

То есть ума (который, по почти всеобщему мнению его тусовки, стоял на уровне минимум Шекспира, Лермонтова и Белинского одновременно) любимцу потасканных либеральных пифий всё же не хватило, чтобы понять, с кем имеет дело. Он как-то не сообразил, по принципу импринтинга, что Яланская, которую он впервые увидел в довольно миленьком штатском наряде, — девушка из той же команды, что грозные воительницы Людмила и Герта.

А ведь массу премированных из известных источников и претендующих на тонкий психологизм книг написал господин Волович, и в сотни раз больше тоже вроде бы «умных» статей.

Когда машина тронулась, Михаил сделал ещё приличный глоток из небрежно прихваченной со стола в кухне и спрятанной в карман пиджака бутылки и принялся выяснять, куда и зачем они едут. Потрепался немного в своём обычном стиле, а когда решил, что впечатление произведено и девушка достаточно уболтана, он начал хватать её за коленки и выше. Не так, чтобы совсем грубо, но слегка за пределами допустимого там, откуда прибыла Яланская. Да, впрочем, и в редакции «Голоса совести» молодые сотрудницы не давали ему по морде за его «свободу рук» только потому, что боялись лишиться весьма и весьма выгодной работы. Хотя в их проамериканской газетке следовало бы придерживаться американских стандартов насчёт «харрасмента» и прочих достижений демократии.

Когда определённая Галиною граница допустимого флирта была перейдена, репортёр мгновенно схлопотал заслуженное. Открытой ладонью, но крайне болезненно. Пощёчина была тут же дополнена советом трогать за означенные места свою двоюродную бабушку (отчего-то весьма популярный в роте «печенежек» персонаж), причём на том самом языке, что она советовала младшим подругам использовать только в самом крайнем случае. Для самой Яланской, при её жизненном опыте, вербальные и мануальные заигрывания Воловича особого значения не имели, тут важен принцип.

Репортёр даже не возмутился, но немедленно впал в задумчивость, из которой не выходил до момента прибытия в место назначения.

Яланская без церемоний вытолкнула его из машины прямо в объятия Фёста, как могла, очаровательно улыбнулась обожаемому её полковнику (не сразу поняв, что Фёст — не Секонд), спросила, может ли она ещё чем-то помочь, получила ответ, что больше всего она поможет, контролируя порученный ей объект, не менее важный, чем даже и Кремль. И вознаграждена Галина будет в той же мере, как непосредственные участницы боевых действий.

Это поручицу не слишком вдохновило, она поджала губы и скомандовала водителю, будто извозчику-лихачу:

— Гони!