Большие батальоны

— Вот! — с горечью провозгласил Волович. — Даже здесь вы не желаете прислушаться к голосу разума. Никогда не хотели, а если бы с самого начала следовали моим советам и рекомендациям! Я сколько тонн бумаги извёл, чтобы донести до вас простейшие, самоочевидные истины… Вы же как упёрлись в свою «суверенную демократию»… Вот теперь получите настоящую самодержавную диктатуру, в свою очередь пляшущую под чужую дудку.

Президент подумал, что память у журналиста, возможно, действительно диктофонного типа, но вот остальные составляющие личности вызывают сомнение. Если его от ста грамм так ведёт… Впрочем, это может быть и игрой с пока неясной целью.

— Я думаю, для начала знакомства мы обменялись достаточным количеством взаимополезных мыслей, — несколько чопорно, при этом глядя не на Воловича, а в окно, где блёклые утренние тона небосвода наливались полноценной синевой, сказал Президент. При этом он вдумчиво, со вкусом затягивался чуть кружащим голову дымом и с сожалением посматривал краем глаза, как быстро растёт столбик пепла, а огонёк приближается к фильтру.

— Не хотите слушать голос истины и разума, — с надрывом в голосе произнёс Волович.

— Вы знаете — действительно не хочу, — радуясь, что не нужно сейчас играть словами, произнося то, что требуется моментом и маскируя истинные мысли, ответил Президент. — За время своей нынешней службы я выслушал столько всяких глупостей, сколько не слышал от студентов на зачётах и экзаменах за десять лет преподавания. Так что можете считать — лимит исчерпан. Ложитесь лучше отдыхать. Думаю, скоро вам предстоит перевязка и какие-то ещё малоприятные процедуры. Продолжим как-нибудь позже…

Он вышел из кабинета и направился в кухню, откуда слышались соответствующие времени и месту звуки. Там он увидел Герту, одетую весьма по-домашнему и выглядящую совсем не воинственно. Она не рассчитывала встретить так рано кого-нибудь из своих высокопоставленных гостей и подопечных, оттого не стала наряжаться и, тем более, краситься. Умылась, причесалась, накинула лёгкий халатик неброской расцветки, именно чтобы только не совсем уже голой по дому расхаживать. Очень даже просто и располагающе. Он даже удивился слегка.

— Завтракать будете? — спросила девушка. — Что-то ты вы рановато поднялись. Народ точно до обеда спать собрался.

— Не имею привычки. По мне — с шести до девяти утра самое лучшее время. Особенно — на природе.

— А мне — всё равно, — баронесса поджаривала гренки и одновременно следила, чтобы кофе не убежал. — У нас ещё с училища (так она для простоты и понятности назвала свой интернат на Таорэре-Валгалле) у всех часы на двадцать четыре деления.

— Как у подводников?

— Правильно. И у полярников тоже. Вам что ещё приготовить, вы как вообще завтракаете? Могу яичницу с беконом, если по-американски, или…

— Предпочитаю по-французски. Чашку кофе, круассан или вашу гренку — и хватит. Нагуляю аппетит, где-нибудь в городе перекушу…

Сказал — и насторожился. Что ответит грозная воительница, прикинувшаяся феей домашнего очага?

— Вы в город собрались? — без особого интереса спросила Герта, лёгким движением руки убирая упавшую на глаза прядь волос. — Один?

— Именно что один. Обожаю рано утром выйти в незнакомый город и без всякой цели бродить по улицам, смотреть, слушать…

— Разве для вас Москва — незнакомый?

— Более чем какой-то другой. Топография центра почти та же, а в остальном… Вчера я в этом убедился, жаль, что вы меня слишком плотно опекали. Сейчас хочу побродить сам по себе, осмыслить впечатления…

Закончив кормить гостя, Герта профессионально, как официантка со стажем, убрала со стола, и пока Президент закуривал теперь уже законную, после завтрака, сигарету, выскользнула за дверь. Он с интересом и некоторым внутренним напряжением ждал, кто появится вместе с ней или вместо неё, какими доводами станет убеждать отказаться от своего замысла. Однако девушка вернулась одна, но не с пустыми руками, а с небольшой кожаной сумкой. Здесь такие многие мужчины носят на плече.

— Вот, возьмите, — протянула девушка предмет, внешне не отличающийся от пачки довольно крепких, без фильтра, сигарет «Друг». Красный твёрдый картон, тиснёное золотом изображение головы немецкой овчарки. — Это переговорное устройство. Сотовых телефонов здесь пока не существует, может, вскоре с вашей помощью появятся. Но это километров на сто уверенно работает. Если слой «Хэвисайда» в порядке. Нажимаете вот здесь и говорите. Либо я, либо полковник Ляхов сразу ответим. Желательно это делать не на глазах местного населения, здесь говорящий в пространство человек вызывает недоумение. Кроме того — изделие секретное. И вот ещё ваш парабеллум, — она вынула из сумки президентский «08». — Возьмёте? У нас уважающие себя мужчины без оружия не ходят.

— Ляхов говорил, что здесь совершенно безопасно…

— Потому и безопасно. Д`Артаньян, к примеру, где-нибудь без шпаги появлялся? Без штанов, кажется, было, но без шпаги? И не потому, что уличных хулиганов или ночных грабителей боялся. Личное оружие — определяющий атрибут свободного человека и степени свободы общества.