Большие батальоны

Проводив Президента, Герта вернулась к себе и увидела, что Мятлев всё же сбежал. Не набрался духа, когда все проснутся, гордо выйти из её комнаты с победительным видом. Ну и хорошо. Теперь Герта сразу провалилась в сон. Разбудила её тихая музыка, доносившаяся из гостиной. На днях Людмила накупила в той Москве невиданных здесь лазерных дисков по 10–12 часов звучания и к ним хороший проигрыватель с большими стереоколонками. Фёст ей всё это установил, и сейчас она наслаждалась мелодиями, которые, несомненно, произвели бы фурор в их музыкальном мире. Сейчас, например, исполнялся фокстрот «Дым в глаза», от звуков которого у девушки сладко засосало под сердцем, и не только…

Подруга сидела на глубоком кожаном диване, положив ноги на соседнее кресло, неторопливо пускала в потолок дым длинной ментоловой сигареты, слушала музыку и чему-то улыбалась. Можно было бы подумать, что заново переживает случившийся ночью «фазовый переход» — от безродной девчонки-подпоручика без особых карьерных перспектив, начавшей перезревать девственницы — к настоящей женщине и в недалёком будущем — жены одного из самых могущественных людей на целой планете. Если захочет, конечно, жить там, а нет — и на этой неплохо устроится. В Кисловодске, скажем по соседку со свояченицей Майей, тоже Ляховой.

Герта подсела на подлокотник дивана, внимательно посмотрела на подругу. А ведь непохоже, чтобы у ней сегодня это самое случилось. В глазах нет этакой счастливой сумасшедшинки, почти обязательной для женщины, всего час-другой назад задыхавшейся от восторга в объятиях любимого. И губы — ну совершенно не те. Герте достаточно было мельком взглянуть в зеркало, чтобы увидеть, как это должно выглядеть. Они обе подумали об одном и том же, Людмила первая сжала левую руку подруги выше локтя и шепнула, лучась улыбкой:

— Поздравляю!

— И я тебя, — не осталось ничего другого сказать Герте. И еле-еле пробилась через наслоения куда более дежурных чувств мысль — а она ведь как-то по-особенному рада, что её крестник всё же не «соблазнил» её же лучшую подружку. Ну, неприятно ей было, при всём отсутствии сексуального влечения к Фёсту, представить, как они с Людмилой сегодня ночью… И одновременно радовало, что здесь она Людку обогнала.

Вместо того чтобы обсудить куда как животрепещущую тему, дневальная баронесса Витгефт сообщила, что объект номер раз с утра пораньше отправился прогуляться. И для сублимации, так сказать (об этом говорить можно, не задевая ничьих чувств), Герта рассказала, как она на рассвете выскочила на кухню без ничего, только в халате, заметила, что Президент как-то слишком пристально к ней приглядывается. Решила позабавиться, присела у печки, ну, как учили, и вроде бы солидный человек, Президент великой державы, потащился… Было бы отчего!

Похихикали, слегка развив эту тему в разных направлениях…

Тут и Фёст объявился, по-свойски приобнял за плечи обеих девушек сразу, без всякого патологического любопытства заглянул в вырезы халатиков каждой, то ли сравнивая, то ли просто проводя инвентаризацию — не исчез ли за ночь вверенный его попечению ценный продукт. Это, кстати, и Люда, и Герта, да и вся рота целиком, на девяносто три процента составленная из местных девушек, понимали. Если командиру уже за тридцать, а им и двадцати пяти никому нет, и врач он по образованию — так стесняться нечего. Тем более Ляхов никогда себе ничего такого не позволял, ни с кем, о чём, кстати, многие девушки очень жалели. Отдаваться или нет — каждая сама решит (если вдруг попросит), но мужское внимание каждой приятно.

— Так что наш Президент? — спросил Фёст, а Герту уже поднесла ему чашку кофе, а Люда прикурила и подала тонкую сигару.

— Ох, если б был я султан, я б имел трёх жён…

Этот фильм девушки тоже видели. Людмила исподтишка показала вроде бы мужу кулак, а Герта очень живо заинтересовалась:

— И что бы ты с ними делал? Когда двести — ясно, сачковать запросто, а трёх?

— Вам кто-нибудь разрешал обсуждать эту проблему старшего комсостава, подпоручик? — добавив в голос нужных обертонов, спросил Фёст. — На непосредственный вопрос ответьте.

— Доложила, как положено, своему прямому начальнику, за отсутствием непосредственного, и Вадим Петрович мне сказали, что всё правильно сделала, и остальное — его дело, он распорядится.

— Ну, если его, так и пусть, — с видимым облегчением ответил Фёст. — Тогда давайте завтракать. Голоден, и выпить хочется. Если б не наш инвалид детства (это он Воловича имел в виду), поехали бы в приличную точку общепита, именуемую, например, «Артистический трактир», а так — здесь придётся.

На его слова внезапно приковылял и обозначился в дверях, как чёрт из табакерки, означенный господин, выглядящий довольно прилично. Умытый и причёсанный даже.

— Во-первых, я тоже хочу в «точку общепита», а во-вторых — полученное в бою лёгкое ранение никак не повод называть меня так, как только что прозвучало.