Однако бунт против политкорректности, в сущности, был бунтом в стакане воды. Не русским, бессмысленным и беспощадным бунтом, а чисто американским, то есть очень законопослушным и не потрясающим основ той самой поликорректности, против которой он был поднят.
Тем не менее это все-таки был бунт. Люди как-то не могли сразу привыкнуть не обижать тех, кого обижали всегда. Их невостребованная и, более того, запретная отныне агрессивность осталась не у дел. При этом белые не стали больше любить черных, а те их и подавно. Никто на самом деле не проникся теплым чувством к гомосексуалистам. Для проверки спросите среднего американца, что бы он сказал, если бы президентом США стал «голубой», а в роли первой леди выступал второй мужик, весь разукрашенный, как елка. Может быть, справившись с собой, он, пряча глаза, и даст вам вполне политкорректный ответ, но перед этим вы полюбуетесь совершенно непередаваемой гаммой чувств на его лице.
В этих условиях агрессивность в самых различных формах стала сладким запретным плодом, а ее носители — кумирами. В моду вошла своеобразная игра с пороком. Пионером этого движения сделалась всегда державшая нос по ветру певица Мадонна, которая поначалу не очень хорошо умела петь, зато могла доходчиво объяснить всем и каждому, как ей наплевать на то, что он, она или оно о ней думает. За Мадонной потянулись и остальные. Затем актриса Шэрон Стоун сыграла главную героиню «Основного инстинкта». До этого она десяток лет обивала голливудские пороги, но даже ее внешность не казалась тогда никому особо привлекательной. А стоило ей сыграть абсолютно нереальную стерву и маньячку, плюющую на всех, вся и все, как популярность сама упала актрисе на голову.
Личности попроще и повульгарнее вроде слепленной из силикона, ожившей героини комиксов Памелы Андерсон принялись преувеличенно громко рассуждать об огромных членах и непередаваемых оргазмах. Настоящим гением своего времени стал режиссер Квентин Тарантино, заливший экраны бутафорской кровью, смотреть на которую не слишком страшно именно потому, что он дал тебе почувствовать, что и кровь, и все действо происходят как-то невсерьез, что это своего рода игра, то, что у нас принято называть словом «стеб».
Но Мадонна, Шэрон Стоун, Памела Андерсон и герои Тарантино были абсолютно искусственными характерами, а народу хотелось чего-то настоящего. Ничего более подлинного, чем Майк Тайсон в Америке, естественно, не нашлось. Он весь был сделан как бы из одного куска. Он был собой, и никем другим быть не мог. Его агрессивность и злобность оказались в то время самой твердой валютой. А когда он принялся чуть ли не в каждом интервью рассуждать, как бы ударить противника в кончик носа так, чтобы у него кость ушла в мозг, вся Америка завороженно слушала эти людоедские изыски и политкорректно объясняла их трудным детством, как это делал Гэри Смит в своей знаменитой статье «Тайсон робкий, Тайсон ужасный».
Разумеется, Тайсона заметили бы в любую эпоху из-за какой-то магнетической агрессивности и злобы, исходивших от него. На Железного Майка нельзя было не обратить внимания как на приближающийся тайфун, который несет опасность для всех. Один мой случайный американский знакомый, сам человек весьма неробкий, прошедший Вьетнам и, кстати, в прошлом неплохой боксер, говорил мне, что, когда он видел Тайсона на ринге, ему казалось, что тот несет опасность конкретно для него. Оттого, что разумом он понимал, что все не так, что опасен Тайсон только для своего противника на ринге, его охватывало ощущение своеобразной сладкой жути, игры с опасностью, которой на самом деле не было, но которую он видел собственными глазами.
Не надо думать, что Тайсон в этом отношении был уникален. Все тот же мой американский знакомый как-то заметил: «Когда я впервые увидел Тайсона, я сразу сказал себе: да это же Лиштон». Пуля из автомата Калашникова слегка покорежила ему челюсть, так что дикция оставляет желать лучшего. Он имел в виду, конечно, Санни Листона.
Но Листон правил в тяжелом весе совсем в другое время, когда злобный и агрессивный неф не имел ни малейшего шанса стать кумиром нации. Более того, в каком-то смысле пик своей популярности он «пережил» уже после смерти, когда в конце 80-х и начале 90-х одна за другой стали выходить его биогра-
фии и он стал почти культовой фигурой. Конечно, в это время Санни вспомнили именно по аналогии с Тайсоном, и Железному Майку досталось все то, что не досталось Листону.
Так Майк Тайсон, сам того не ведая и не желая, стал капитаном бутафорского корабля, чья команда подняла бунт против политкорректности, а его помощницами стали Мадонна и Шэрон Стоун. Комсостав получился хоть куда. На судне с таким командованием можно пускаться в любое плавание.
1988
Этот год стал в жизни Тайсона определяющим. Тогда он достиг пика своей славы, и тогда же произошли события, роковым образом повлиявшие на всю его последующую жизнь.
Бой с пророком Лэрри