Большие чемпионы

Когда 1 декабря 1909 года контракт был наконец подписан, обещанные гонорары превзошли все ожидания. После подписания контракта боксерам вручили по 10 тысяч долларов. Гонорар каждого должен был составить 101 тысячу долларов. Оплату за право на съемку делили из расчета 60 к 40 в пользу победителя, который в сумме с гонораром и авансом должен был получить более 350 тысяч долларов, в то время как максимальный гонорар Джона Л. Салливана составил 25 тысяч. (Для сравнения — приличная зарплата составляла тогда около 1200 долларов в год.) Белая Америка готова была заплатить любые деньги, чтобы избавиться от Джонсона раз и навсегда. Многие надеялись, что Джеффрис убьет его.

Джонсон тренировался как спартанец, но выглядел абсолютно беспечным. Многочисленные «эксперты» в прессе указывали на это как на явное проявление умственной неполноценности негров вообще и Джека в частности. Выдвигалась теория, что неграм неведомо само понятие будщего и они живут в мире, где есть только прошлое и настоящее. Следовательно, Джонсон просто не понимает, что его ждет.

Бой, который белой частью населения рассматривался как судебный процесс «Америка против Джека Джонсона» с немедленным вынесением приговора, был назначен на величайший национальный праздник, День независимости, — 4 июля 1910 года в городе Рино, штат Невада.

Джонсон вышел на ринг первым в вызывающе роскошном шелковом халате, который ему подарила, как он сообщил всем, его жена (очень красивая белая девушка по имени Этта Дюрьи, ради него отказавшаяся от всего). Оркестр, развлекавший публику перед боем, в ответ сыграл песенку под названием «Для меня все негритосы на одно лицо». Джонсон хлопал в ладоши и улыбался во весь рот. Золотые зубы сверкали на солнце как звезды. Вскоре появился и Джеффрис. Он уставился на него, как бык на красную тряпку, и Джонсон отвернулся. Публика загудела, решив, что Джек испугался.

А дальше начался бой.

Как и все встречи Джонсона в то время, этот бой проходил в одни ворота. «Ну давайте, мистер Джефф (такое обращение считается в Америке оскорблением), сделайте хоть что-нибудь», — подзуживал Джек своего противника. Потом вдруг начинал наносить удары с частотой отбойного молотка, приговаривая: «Я могу это делать хоть весь день».

Три раунда Джек присматривался к противнику, а начиная с четвертого принялся методично и неспешно его избивать. Секундант Джеффриса, Джим Корбетт, не нашел ничего лучшего, чем строить Джеку рожи из угла. Он был расистом геббельсовского толка и всерьез полагал, что негры при виде такой лицевой гимнастики полностью теряют контроль над собой. В ответ Джонсон улыбнулся во все свои золотые зубы, притащил уже полуживого Джеффриса в тот угол, где стоял Корбетт, сложил брови домиком и голосом самого робкого негра с плантации спросил: «Куда прикажете его положить, масса Корбетт?» Джентльмен Джим сначала поперхнулся, а потом перешел на язык грузчиков.

А Джонсон все не унимался. Акцент негра с плантации он сменил на дружеский тон, чуть ли не после каждого удара заботливо спрашивая Джеффриса: «Не больно, Джим?» Джонсон мог без труда нокаутировать его, но он никуда не спешил. Раунд за раундом он наносил достаточно сильные удары, чтобы держать противника в кровавом тумане, но все же позволял ему оставаться на ногах.

В пятнадцатом раунде он решил, что уже наразвлекался вволю и пора ставить точку. После очередной атаки Джеффрис рухнул на пол. Он встал только для того, чтобы упасть снова, причем вывалившись между канатами ринга. К нему подбежали несколько человек, чтобы поднять его на ноги, что вообще-то запрещено правилами. При этом один из секундантов дал пинка бывшему кумиру, не оправдавшему надежд своей расы.

Перед последней атакой лицо Джонсона, озаренное до сих пор неизменной «золотой улыбкой», страшно исказилось. Вдруг на несколько секунд он словно снял маску. Зрители в передних рядах вздрогнули. Это был не боксер, а убийца. Он нанес три сокрушительных удара. Голова Джеффриса, казалось, отлетит как от удара палача. Джеффрис рухнул на пол уже в третий раз в этом раунде, и секундант выбросил полотенце, чтобы ему не отсчитали нокаут...

В последующие дни по Америке прокатилась волна погромов, в которых погибло 19 негров и были избиты тысячи, но

все иностранцы, бывшие тогда в Штатах, отмечали скрытое торжество в глазах потомков рабов. Они никогда уже не станут прежними, и это было заслугой одного-единственного человека.