Большие деньги

И народ отца Торстейна Веблена, и народ его матери утратили свои фермерские хозяйства и вместе с ними свои имена, говорившие о том, что они свободные люди. Томас Андерсон пытался заработать себе на жизнь, работая бродячим плотником и столяром-краснодеревщиком, но в 1847 году он с женой Кари Торстейнсдаттер сели в Бремене на китобойное судно и отправились к своим друзьям в скандинавские колонии, расположившиеся вокруг Милуоки.

Через год к ним присоединился и его брат Хальдор.

Они работали не покладая рук, работали тяжело и через год скопили достаточно денег, чтобы подать заявку на приобретение государственного участка земли площадью сто шестьдесят акров в графстве Шибойган, штат Висконсин. Они получили наполовину расчищенный участок, который потом продали и перебрались в чисто норвежскую колонию в графстве Манитовок, возле Като, эта местность по имени долины называлась Валдерс, и сюда съезжались все норвежцы, прибывшие со своей родины;

там, в доме, который Томас Андерсон построил собственными руками, и родился Торстейн Веблен, шестой из двенадцати их детей.

Когда Торстейну исполнилось восемь лет, Томас Андерсон переехал на Запад, и обосновался на черноземных прериях Миннесоты, откуда всего несколько лет назад были изгнаны индейцы племени сиу вместе с буйволами. Свою новую ферму Томас Андерсон назвал так, как называлась старинная, та, в Норвегии, – Веблен.

Он был крепким фермером, строителем, ловким плотником, он первым импортировал сюда мериносов для разведения, сконструировал механическую жатку и сноповязалку; он был заметным человеком в норвежской колонии, фермеры которой трудились на самом краю американских прерий. Они сохранили свой родной язык, его наречия, образ жизни, традиции, существовавшие в их старых домах на родине, своих пастырей-лютеран, свою домотканую одежду, свой сыр и хлеб, свое упрямство и подозрительность к городским манерам и нравам.

Городскими жителями были преимущественно янки, ушлые, способные сделать два доллара там, где прежде получали только один, – владельцы магазинчиков, посредники, спекулянты, ростовщики, такие башковитые по части закладных и политики, – они презирали скандинавов, ковырявшихся в грязной земле, чьи дочери им прислуживали вместо жен.

Норвежцы свято верили, как верили прежде их отцы, что на свете для честного человека существуют только два призвания – фермерство и проповедь слова Божьего.

Торстейн рос, превратился в неуклюжего, неповоротливого парня, который очень быстро завоевал репутацию смышленого, но ужасно ленивого юноши. Он люто ненавидел скучную, постоянно повторяющуюся монотонную черную работу на ферме. Он только тогда испытывал истинное счастье, когда держал в руках книжку. Еще ему нравилось плотничать, возиться с механизмами на ферме. Лютеранские пастыри, приходившие к ним в дом, очень скоро заметили, что острый ум мальчика на ходу все схватывал, свободно освещал самые' темные закоулки их учения. У него был острый, язвительный язычок, и он ужасно любил придумывать разные смешные прозвища всем окружающим. Отец, понимая, что сделать из него фермера не удастся, решил направить его по стезе проповедника.

Когда парню исполнилось семнадцать, он покинул тот клочок земли, на котором работала его родня. Чемодан собран. Лошади запряжены. Отец отправлял сына в богословскую академию Карлтон в Норфилде, чтобы там его подготовить к поступлению в колледж.

Но в образовании нуждались еще семеро детей, и тогда отец построил им дом на пустыре рядом со студенческим городком. Пищу и одежду им присылали из дома. Денег они никогда не видели в глаза.

Торстейн всю жизнь говорил по-английски с акцентом. Он никогда не мог сказать «да» – это противоречило его натуре. Склад ума его сложился на основе норвежских саг, деловой хватки отца-фермера, на определении точных потребностей труда плотника и молотильщика.

Он никогда не проявлял особого интереса к богословию, социологии и экономике, преподаваемым в колледже Карлтон, где они в основном занимались приглаживанием обветшавших догматов устаревшей новоанглийской Библии и ее поучений, усвоенных торговцами. Их учили, как нужно делать по трафарету назидательные надписи, которые вывешивали на стенах своих контор купцы с лицензиями на право заниматься своей деятельностью.

Годы, проведенные Вебленом в колледже, были тем временем, когда дарвинские идеи развития человечества начинали разбивать обычные, застывшие представления о человеке, бытовавшие еще со времен всемирного потопа,

когда ибсеновские женщины срывали портьеры в викторианских гостиных,

когда мощная машина, запущенная Марксом, рвала на части привычную бухгалтерскую логику, уничтожая саму бухгалтерию.