Большие девочки не плачут

Марине стало больно за Терезу, ибо этому изнурительному расписанию сопутствовало одиночество.

— Ты не должна проводить вечера одна. Да я бы и сама не прочь с кем-нибудь иногда побыть.

Терезе нелегко давался темп, который она же и задала.

— Я настолько устаю, что даже телефонную трубку не мшу поднять после спортзала. Поэтому и предложила встретиться здесь. Нет, светскую жизнь я отложила, пока раз и навсегда не определюсь со своим весом. Потом снова начну жить.

— Тереза, прекрати это делать, пока ты не убила себя.

Тереза легла на спину. Какое-то время обе молчали. Тереза пыталась восстановить дыхание, а Марина думала, что бы в такой ситуации лучше сказать. И тут Тереза заплакала. Марина быстро обняла ее, и они повалились на пол, не обращая внимания на мужчин и женщин вокруг, приводивших себя в изнурение. Но поскольку присутствующие, потея и превращаясь в других людей, были полностью поглощены своими отражениями, подруги не очень-то и смущались.

— Что случилось, Терри? Ну хорошо, все будет нормально, честное слово.

— Нет, не будет. Никогда не будет. Все кончилось. Я все испортила. И упустила свой шанс.

— Да что произошло? Скажи мне!

Тереза крутила вокруг пальца обручальное кольцо. С того времени, как она стала худеть, оно вертелось свободно, но она так и не переделала его. Для этого нужно было его снять. А потом принять решение надеть снова. Самой.

— Она беременна.

Первой мыслью Марины было, что Тереза, наверное, подразумевает Сюзи, которая только об овуляции и говорит. Потом подумала о ком-то еще.

— Ты имеешь в виду…

Тереза горестно кивнула.

— Мэри.

Она с трудом удержалась, чтобы не плюнуть, когда произносила это имя.

— Род погулял на стороне. С другой женщиной. Мэри. Мэри толщиной в две двери.

Марина поняла, отчего Тереза выглядела такой удрученной, однако сравнение ей сильно не понравилось. Она не стала вызывать Терезу на дальнейшие высказывания в том же духе.

— Мне так жаль, Тереза.

Больше она ничего не могла сказать. Эта тема оставалась запретной. В самом начале их дружбы Марина как-то спросила у Терезы, почему у нее нет детей.

— Ну, ты знаешь, как это происходит. Придешь в магазин, чтобы выбрать новый диван, и видишь тот, который тебе нравится. Современный, удобный, стильный — но белый. И нужно принимать какое-то решение, тут же, на месте, не откладывая.

Марина вспомнила дом Терезы с бежевыми коврами, белой мебелью, тонким стеклом и фарфором, расставленным по всей квартире на высоте, которая доступна ребенку, начинающему ходить. Ей всегда хотелось спросить, что было первым — бездетность или обстановка, но инстинкт останавливал ее. Больше она эту тему не поднимала.

А сейчас Тереза лежала рядом с ней на полу и всхлипывала. Нужно было что-то сказать ей.

— Как ты узнала?

Они работали вместе в одном помещении. Теперь такое случается нечасто. Род старался приглашать клиентов в то время, когда Терезы нет в офисе. Точно так же и Тереза стремилась как можно больше работать дома. Но ей все же приходилось сидеть на телефоне, когда секретарши не было, и сегодня как раз выпал такой день.

Придя в офис, она с удивлением застала Рода на месте. Он явно ждал ее. Она поблагодарила свою интуицию, неизменно подсказывавшую ей, что нужно всегда следить за собой и стараться выглядеть как можно лучше, даже если не собираешься с кем-то встречаться. Она втянула в живот, понимая, что потяжелела с того рокового дня, три месяца назад, когда расхаживала перед ним в неглиже. Потом вспомнила его горячую реакцию и быстро выдохнула. Она наконец согласилась с тем, что этого мужчину не трогает вид тощей женщины. Она даже подумала, а не выставить ли ей живот, но не стала этого делать. Ее вера в его предпочтения так далеко не распространялась.

— А, привет, Род. Вот уж не ожидала тебя здесь встретить.

«Я люблю тебя. Хочу, чтобы ты вернулся. А черт, чуть не сорвалось. Надо бы поосторожнее».

— Да я ненадолго заглянул. Есть разговор.

«Ты выглядишь гораздо лучше. Пополнела. Не сильно, но вполне достаточно, чтобы у тебя снова появился здоровый вид. Ты же знаешь, я по-прежнему тебя люблю, глупая ты, глупая женщина. Почему ты не можешь сказать, что думаешь? Или к чему все это? А, все равно слишком поздно».

— Могу я чем-то помочь?

«О Господи, да я разговариваю, как продавщица обувного магазина».

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Да, в общем-то, не то чтобы нужно, просто я чувствую, что должен…

«Да не хочу я этого делать. Это же убьет ее. Она и без того страдает, а тут еще я с ножом с горлу».

— Да говори же! Почему ты всегда тянешь?

«Что он собирается сказать? Знаю, что-то плохое. Но насколько плохое? Не хочу это слышать, что бы это ни было, но если мне надо это выслушать, то хорошо бы покончить с этим как можно быстрее».

— Мэри беременна.

«Ну вот, я же говорила. Лучше бы я этого не делала. Ну уж нет. Я сейчас потеряю сознание».

— Вот как.

«Ничего. Со мной ничего не произошло. Не считая того, что резкая острая боль лишила меня рассудка. Я сейчас рухну без чувств. Вот возьму этот нож для разрезания бумаги и всажу в его сердце, в глаза, в свое сердце, в свои глаза.