Большие истории для маленького солдата

В ту пору, когда в рот к нам еще не залетали жареные цыплята и вино не лилось дождем, стоял на земле городишко, в котором людям жилось горше, чем где бы то ни было. Бадум ютился в нагорье на юго-востоке, где земля была каменистой и бесплодной. Мучительным трудом горожане добывали себе пропитание. Случалось, в Бадум заглядывали трубадуры. Они поднимались в город из долины, через глубокое ущелье, рассекающее нагорье. Однако подолгу никогда не задерживались – их песни уносил порывистый ветер. Вдобавок жители Бадума были бедны. Вместо денег трубадуры увозили с собой новые песни.

Бадум, Бадум, Бадум,
Матери-Земли сломанный хребет.
Бадум, Бадум, Бадум,
Никчемный Божий дар, сулящий столько бед.
Бадум, Бадум, Бадум,
На улицах стоит гробовая тишина.
Бадум, Бадум, Бадум,
Неприглядная, забытая богом дыра!
Неприглядная, забытая богом дыра!

II

Первыми путника заприметили пастухи.

– Что? – только и вымолвил первый пастух.

– Куда? – спросил второй.

Скупость служила им второй натурой, к тому же произносить слова на равнине было, прямо скажем, небезопасно. Неистовый ветер хватал их за шиворот, выворачивал наизнанку и опрокидывал вверх тормашками, пока не перемешивались все буквы. Нередко случалось, что твое сердечное приветствие при встрече закадычного друга долетало до его ушей в настолько искаженном виде, что хоть стой, хоть падай: ему слышалось, что ты вознамерился его убить и ограбить.

Путник наверняка был знаком с коварством ветра. Он махнул рукой в сторону Бадума и ответил:

– Туда. Жить.

Пастухи закивали, хотя и сочли его чокнутым. Кому в те дни могло взбрести в голову поселиться в Бадуме?

Внезапно один из пастухов встревожился. Тихомолком он указал на кучку камней, усеивавших нагорье. За ней промелькнула чья-то нога. Над другой кучкой показались две маленькие головки. Раздался злобный смешок.

Пастухи поспешили дать деру.

В ту пору в окрестностях Бадума орудовали шайки беспризорников. То были малолетние сорванцы, по которым плакала тюрьма, прирожденные мстители, будущие воры, вымогатели и убийцы.

Первый камень упал путнику прямо под ноги. Не успел он ступить и трех шагов, как камни посыпались на него градом, и к полуразрушенным городским воротам Бадума он подошел весь в шишках и царапинах.

Один из шкодников, парнишка не старше семи лет, со сломанным боксерским носом и такой прозрачной худобой, что было видно, как бьется его сердце, натянул рогатку. С жужжанием зеленой мухи черепок пронесся по воздуху и вонзился в городские ворота.

Путник вскрикнул и ощупал ухо, из которого хлынула кровь.

Поднялось радостное ликование.

Только после шумного появления возле городских ворот начальника полиции и его подчиненных беспризорники разбежались.

– Стоять! Именем закона! – крикнул начальник полиции скорее для проформы, потому как сорванцов уже и след простыл. Он бросил осуждающий взгляд на чужака, который все еще сжимал кровоточащее ухо. Затем посмотрел на торчащий в воротах черепок. И лишь тогда заметил, что у незнакомца оторвана мочка уха – она все еще подрагивала на кончике черепка.

– Вы что-нибудь видели? – угрожающе осведомился начальник полиции.

Путник помотал головой.

– Здесь что-то случилось?

Путник снова помотал головой.

На том разговор и закончился.

Странник разместился в пустующей пекарне за базарной площадью, в самом конце проулка вдоль высокой стены монастыря. В тот же вечер над входной дверью появилась деревянная вывеска.

Антуан из Парижа: домашние пироги с мясом!

Жители Бадума лишь пожали плечами – какая чепуха! Последнюю свинью съели аж десять лет назад, а бадумские козы славились тем, что давали молоко, демонстрировали чудеса эквилибристики и даже могли определять время, вот только мясо у них оказывалось несъедобным. Они пожирали все, что попадалось им на пути, то есть по преимуществу песок и камни. То, что оставалось после разделки туши, было каменисто-песчаным, как берег реки, и даже в маринаде из оливкового масла, десяти зубчиков чеснока, пучка зелени и двух долек лимона не приобретало никакого вкуса.

III

Жила в ту пору в Бадуме ни на что негодная девочка. Если случалось ей пасти коз, она теряла полстада, когда мыла тарелки, то разбивала вдребезги все до единой, а на плетение и ткачество у нее не хватало терпения.

Девочка была ничья. Эка невидаль. В Бадуме свирепствовали землетрясения. А о сиротских приютах никто слыхом не слыхивал.

Жила она в старом, заброшенном колодце. Когда-то в нем была вода, а вокруг кипела городская жизнь – до великого землетрясения, опустошившего колодец.