Большие истории для маленького солдата

Склеп кардинала Лепешки с полуразвалившимися галереями, башенками и безголовыми ангелами был самым помпезным сооружением на кладбище. Настоящего имени кардинала уже никто не помнил. Он наведался в Бадум задолго до того, как землетрясение парализовало жизнь в городе. В ту пору на редкость зеленый и цветущий Бадум славился душистыми цукатами и смоковницей. Мэр пригласил кардинала посетить лимонный и инжирный сады на окраине нагорья.

Что произошло потом, доподлинно неизвестно. Кто-то говорит, что кардинал подошел слишком близко к краю обрыва и оступился. Другие утверждают, что земля ни с того ни с сего задрожала, предвещая свое пробуждение тридцать четыре года спустя.

Как бы там ни было, кардинал упал в долину с сорокаметровой высоты и разбился в лепешку. Между Бадумом и долиной разразился ожесточенный спор о том, кому хоронить кардинала. В конце концов многомесячную судебную тяжбу выиграла долина. Однако к тому времени склеп кардинала был уже сооружен.

Об этом происшествии Нинетта понятия не имела. Она пряталась за одним из надгробий в трех метрах от сатира и едва дышала от страха. Ей хотелось вытащить из груди свое неистово стучащее сердце и зарыть его поглубже в землю.

В своем ли она уме? А что, если сатир ее заметит?

Но чудовище стояло неподвижно, замкнувшись в себе, слегка покачиваясь на длинных ногах и уставившись на вереницу мертвых коз. Нинетта слышала его тяжелое дыхание. И тут, к ее изумлению, сатир снял с себя лапы, а голову положил на траву.

Страх – удивительная вещь. Вот он кажется бесконечно великим, а спустя мгновение его как не бывало.

Ночь была на исходе. Солнцу не терпелось подняться над горизонтом. Вкрадчиво запели первые дрозды. Колокола аббатства зазвонили к утренней мессе.

Прикрыв рот рукой, Нинетта с трудом сдерживала хохот. К счастью, колокольный звон заглушал ее отрывистое фырканье.

Сатир не был никаким сатиром. Ходули вместо ног. Череп в траве с горящими глазами оказался обычным козьим черепом, ни больше ни меньше, в капюшоне из козьей шкуры.

В глазницах черепа тлели угольки.

Нинетте открывался лишь профиль хмурого лжесатира, но она легко установила его личность.

У него не было мочки уха.

Нинетта наблюдала из-за надгробия, как бадумский пекарь одну за другой затаскивает коз в склеп. Слышала, как он кряхтит и ругается, как сбрасывает по ступенькам вниз козьи туши. Как волочит их по каменному полу. Выйдя из склепа, он без дальнейших церемоний исчез среди кустов розмарина. Потом все стихло, только дрозды заливались трелями.

Оглядываясь назад, Нинетта не совсем понимала, почему так поступила. Она могла бы сложить дважды два, девчушка она была смекалистая. Наверное, после исчезновения Лоботряса III в ней подспудно поселилась свойственная тому страсть к приключениям.

Не успел пекарь скрыться из виду, как Нинетта поспешила к склепу кардинала Лепешки. Подняв брошенный на землю козий череп, она раздула тлеющие угольки, обернула их пучком травы и спустилась с ними по ступенькам внутрь громадного склепа.

Едва ощутимый запах разложения, витавший над всем кладбищем, усилился. Угольки давали мало света, но Нинетта была им благодарна, особенно когда оступалась или когда что-то холодное скользило по шее.

«Отец, мать, дом, – бормотала она себе под нос. – Отец, мать, дом».

В самой глубине склепа стоял пустой саркофаг кардинала Лепешки. Надгробная плита раскололась. Запах гниения был такой резкий, что Нинетте пришлось зажать нос, дабы подавить тошноту. Она заставила себя подойти к саркофагу. Собравшись с силами, отодвинула в сторону один из отколотых фрагментов плиты и посмотрела внутрь.

В саркофаге валялось шесть мертвых коз. Но не только. В недоумении Нинетта взирала на гигантскую кучу рогов, хвостов и блеклых козьих черепов, торчащих из-под туш, словно некие диковинные сокровища.

Х

Песни, много веков тому назад сложенные о Бадуме, со временем не утратили популярности. До сих пор в округе нет никого, кто не знал бы ностальгической мелодии «Бадум, Матери-земли сломанный хребет». И мало кто не танцует на столах, когда затягивается застольная «Капля воды, пучок салата и пирог», состоящая из двадцати семи куплетов. Однако самой известной песней, песней, которую поют матери, норовящие удержать в узде своих отпрысков, без сомнения, является устрашающая «Нинетта, оглянись!»

Нинетта, слышишь позади хрип?
Ах, ангелы охраняют меня.
Нинетта, слышишь позади скрип?
Ах, ангелы – мои друзья.
Нинетта, оглянись!
Нинетта, берегись!
Нинетта, Нинетта (ХЛОБЫСЬ!)

«ХЛОБЫСЬ!» (удар козьим копытом) был такой сокрушительный, что Нинетта очнулась уже на рассвете. Притом не в склепе кардинала Лепешки, а в пекарне Антуана, с крепко связанными руками и ногами.

Свежеиспеченные пироги лежали на прилавке. Идеально круглые, золотистые, они были украшены сверху подписью пекаря и гербом Бадума. Источаемый ими сладковато-пряный аромат с горчинкой по-прежнему пьянил.