Большие надежды

– «После» никогда не наступит, Нэш. Когда это дерьмо закончится, ты найдешь очередную причину, почему нам лучше не торопиться или остаться друзьями.

– Лора. – Наконец он отмирает, хочет меня коснуться, но я уворачиваюсь. – На этот раз нам нельзя торопиться. Нельзя относиться к случившемуся легкомысленно.

– Думаешь, я отношусь к этому легкомысленно? Думаешь, я не переживаю? Очень даже переживаю, слышишь?!

– Не стоит подливать масла в огонь. Пока шефство над тобой возьмет Александра.

– Что? – задыхаясь от негодования, переспрашиваю я. Ушам своим не верю! – Это ты придумал? Ты собираешься вычеркнуть меня из своей жизни, потому что… Почему? Хочешь защитить меня? Или себя? Ради кого из нас ты стараешься?

– Что ты хочешь от меня услышать? – спрашивает Нэш. Его голос звучит устало.

– Ты еще спрашиваешь?

– Нам нужно время, – он начинает злиться. Как и я. А еще мне грустно и больно. Больно так, словно меня разрывают изнутри. Теперь понимаю, какие раны остаются на сердце.

– Нет, – я на мгновение закрываю глаза. – Не нужно. Ты собираешься сбежать. Собираешься бросить меня, хотя мы даже не начали встречаться! Так не должно быть.

Нэш не возражает. Он молчит. И мое сердце разрывается на куски, горло горит, душа плачет.

– Трус, – сдавленно шепчу я, и он вздрагивает, словно я закричала. Словно ударила его.

Я ухожу не оглядываясь. И каждый шаг причиняет мне боль.

Он отказывается от нас. Отказывается от меня…

Глава 40 Лора

Проходит два дня. Я снова дежурю в неотложке. Кажется, что с нашего с Нэшем разговора прошла целая вечность. Целая вечность с тех пор, как мы виделись в последний раз…

Не знаю, как мне удалось отработать прошлую смену, не наделав ошибок и не сойдя с ума. Я ходила по стационару словно в трансе. После смены надо было пойти домой и отдохнуть, но вместо этого я сидела на скамейке в ботаническом саду парка Папаго и смотрела на кактусы, которые блестели в свете заходящего солнца, переливаясь всеми цветами радуги. Зрелище было волшебным, похожим на мираж… хотя, возможно, мне так казалось из-за слез. У меня началась маленькая истерика, включавшая рыдания и проклятия, из-за чего проходящие мимо родители с детьми торопились скорее уйти.

Я пыталась собраться с силами и встать, но ноги словно налились свинцом, и мне казалось, что, если я сейчас пойду домой, на меня навалится реальность происходящего – суровая и неприглядная. А этого я вынести не могла.

Как и боль.

Поэтому я оставалась в парке до самого закрытия, а потом села на поздний автобус и поехала домой. Ночью спала плохо, утром забыла приготовить кофе для Гранта и остальных.

Теперь я делаю все возможное, чтобы не думать о случившемся. О служебном расследовании, о мерзких слухах, о своей боли, о словах Нэша, врезавшихся мне в сердце. И в первую очередь не думать о сочувствующих, вопрошающих и осуждающих взглядах, которые сопровождают меня в больнице.

Не думай об этом. Сделай глубокий вдох и вернись к работе. Постарайся не сойти с ума.

Сегодня пятница, пациентов много, поэтому у меня почти нет времени на рефлексию, чему я очень рада. Не то чтобы я желала кому-то оказаться в неотложке.

– Что тут у нас? – спрашиваю у Гранта, который все чаще совмещает свои смены с моими. Только что к нам на каталке привезли потерпевшего.

– Мужчина, тридцать пять лет, таксист. Не справился с управлением. Почти не реагирует на внешние стимулы.

Митч, оказавшись рядом со мной, спрашивает:

– Что еще?

– Сейчас доставят пассажиров, – продолжает Грант. – Один отделался парой ушибов, он в сознании, в отличие от второго. Там нельзя исключать как минимум один перелом, травму и внутреннее кровотечение.

Мы с Митчем переглядываемся.

– Я займусь водителем, – говорю я.

Митч кивает, и они с Грантом остаются ждать потерпевших. Остальные дежурные врачи тем временем занимаются другими пациентами, поток которых не прекращается.

– Вы меня слышите? Здравствуйте! – Поднимаю водителю веки, фонариком проверяя реакцию зрачков на свет. Ослаблена, но присутствует. До меня доносится тихий стон. – Вы меня слышите? – снова спрашиваю я. – Вы меня понимаете? – Несмотря на шейный воротник, замечаю слабый кивок. – Как вас зовут?

– Коэн, – хрипит он.

– Хорошо, мистер Коэн. Лежите, не двигайтесь. Вы в больнице, здесь о вас позаботятся. Меня зовут доктор Коллинз, а это Лиша, она все время будет с вами.

Прикидываю план действий, но тут мое внимание привлекают двое потерпевших, о которых говорил Грант. Мужчину удерживают парамедики, пока он с отчаянными криками рвется к своей спутнице, которая лежит без сознания на других носилках. Она вся в крови.

Проклятье. Похоже, она в тяжелом состоянии.

– Мистер? Вы меня понимаете? Вы говорите по-английски? Черт, почему я знаю только испанский! – Митч ругается так громко, что я слышу его сквозь шум неотложки. Он ассистирует доктору О’Лири. Я никогда с ним не работала, но слышала, что он чертовски хороший врач.