Большие надежды

— Бейбутик! — завопили девки. — Ты вернулся? А почему в форме?

— Товарищ старший прапорщик! Разрешите… — Бейбут углядел среди моих гостей начальника санчасти и обратился к ней по уставу, удивив сестёр тем, что Ира военная.

— Вольно, и без чинов, я тут в гостях, — торопливо махнула рукой Ира.

— Так ты прапорщица? — спросила Рита.

— Так ты солдат? — удивилась Катя.

Бейбута заставили снять шинель, под которой обнаружилась парадка, и усадили за стол.

Друг, косясь на Ирину, поведал о том, как он попал сюда. Оказывается, в заборе есть дырка, которой активно пользуется личный состав части — те, кто знает, и те, кому положено. Выходной день, из работы только неисправная розетка в санчасти, которую Бейбут поменял за пять минут, в кандейке сидеть скучно, в расположении роты делать нечего, там ещё и запрячь могут полы мыть, и мой друг пошёл погулять в город! Выбрался через дыру, перешёл ж/д пути и очутился на улице «Красноярский рабочий», где попил газировки, скушал эскимо — всё как в песне, и чуть не был пойман своим зам комвзвода, старшим сержантом Даниловым. Тот с друзьями тоже степенно осматривали окрестности Красраба, будучи, конечно, не в самоволке, а в увольнении. Ему кричали издалека, чтобы подошёл, но мой друг сделал морду тяпкой, мол не слышал и быстро вернулся в часть. Предчувствуя жесткие наезды, он не нашел ничего лучшего как… попросить увольнительную у подполковника Поликарпова, который за каким-то хреном был в воскресенье на работе. Наплёл, мол, что домой надо позвонить срочно. Увольнительные новобранцам не давали в принципе, но Поликарпову было плевать, а про Бейбута он помнил, что тот какой-то дальний знакомый Сизова. Зам по тылу распорядился в штабе выписать моему другу увольнительную. С этой бумажкой его и настигли около клуба спешно вернувшиеся в часть дембеля. Ещё бы! Такой залёт — дух в самоволке! Против настоящей увольнительной, в которой есть только время, до которого она действительна, Данилов ничего сделать не смог. Хотя, конечно, как опытный сержант понимал, что его нае*ывают. Но как? Вставив втык Бейбуту за то, что тот не одел парадку, а по уставу в увольнение можно ходить только в ней, его отпустили, провожая злыми недоверчивыми взглядами. Вот друг и решил меня навестить, раз до восьми вечера он свободен. У Бейбута наглости и самомнения вагон, а о всяких будущих неприятностях он думать не любит. Хладнокровно наплевав на них, солдат решил гульнуть до конца, раз уж так вышло.

— Ты Данилюку не признавайся ни в чем, — посоветовала Ирина. — Хуже будет. А увольнительную тебе дали за ремонт освещения в санчасти, я, если что, подтвержу. Понял?

— Так точно! — по-уставному ответил друг, наворачивая котлеты.

Обидно, шашлык мой в сто раз вкуснее!

— Ой, какой лапа! Такой солдатик! — засюсюкали сестры, принявшись опять тискать Бебута, который ради котлет стоически терпел их ласки.

Кстати, приход Бейбута решил мою проблему, как мне уединиться с Ирой. Девушки вызвались его провожать, вернее, сначала они все вместе поедут в кафе-мороженое, что на углу остановки Перенсона, где продают изумительный пломбир с варением и орешками, а потом проводят до части. Я дал с собой Бейбуту бутылку самогона и палку колбасы. Для сержанта. Мол, за косяк, что не предупредил об увольнении непосредственного своего командира. Анджей, наскоро перекусив, отправился мучить приставку дальше, а мы, наконец, пошли в баню.

— Знаешь Толя, ты, конечно, губы надуешь, но я передумала, — раздевшись донага, буднично сказала Ира.

Стройные ноги, округлые бедра, небольшая, но упругая грудь. Меня вообще не стесняется. Вот те раз! Что не так-то?

— Сначала казалось это хорошей идей — мол, мне тридцать, а на меня молодой парень, вчерашний школьник, запал, а сейчас грустно. Моложе я от этого не стану, у тебя вон подружки есть и без меня… Да и так проблемы есть. Анджея хотят в коррекционный класс перевести. Он отстаёт в развитии. Пошёл в школу с восьми лет, два года в четвертом просидел. Дебил, говорят. Это не оскорбление, а форма умственной отсталости, — грустно поведала Ира и добавила: — Да я сама вижу — ему никогда не догнать сверстников. Я иногда себя такой виноватой перед ним чувствую, и перед другими тоже.

— Ерунду говорят! Он не дебил, на западе таких детей называют «особенными», — соврал я, так как это дело будущего и общество там пока также не толерантно.