Большие надежды (без указания переводчика)

— Да, увѣренъ въ этомъ. Трудно плыть тише и спокойнѣе нашего. Но, пожалуй, я это только воображаю себѣ, глядя на то, какъ наша лодка скользитъ по водѣ. Я только-что раздумывалъ за трубкою, какъ намъ трудно видѣть за нѣсколько часовъ впередъ, все-равно, что видѣть дно этой рѣки, и удержать теченіе времени столь же трудно, какъ мнѣ своими пальцами остановить теченіе рѣки. Оно проходитъ у меня между пальцами.

При этомъ онъ вынулъ руку изъ воды.

— Еслибъ я не видалъ вашего лица, то могъ-бы подумать, что вы немного встревожены, сказалъ я.

— Ни мало не встревоженъ, милый мальчикъ! Мы такъ плавно подвигаемся, и плескъ воды тамъ у носа, какъ-то весело отдается въ душѣ моей. Пожалуй, что я и старъ становлюсь, въ-тому же.

Онъ снова вложилъ трубку въ ротъ и усѣлся такъ спокойно, будто онъ уже внѣ предѣловъ Англіи. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ безропотно слушался всякаго совѣта, будто перепуганный до смерти. Когда мы пристали на минуту къ берегу, чтобъ захватить нѣсколько бутылокъ пива, онъ хотѣлъ было выскочить на берегъ, но какъ скоро я намекнулъ, что ему безопаснѣе оставаться въ лодкѣ, онъ только произнесъ: «вы думаете?» и тотчасъ же сѣлъ на прежнее мѣсто.

Воздухъ на рѣкѣ былъ довольно-свѣжъ, хотя день былъ ясный и солнце весело сіяло. Отливъ былъ сильный, и я старался править такъ, чтобъ сколько возможно болѣе пользоваться его помощью; благодаря ему и дружнымъ ударамъ веселъ моихъ товарищей, мы двигались очень-быстро. Мало-по-малу, по мѣрѣ того, какъ приливъ уменьшался, мы теряли изъ виду окрестности лѣса, и горы; теперь взорамъ нашимъ представлялись только грязные берега, но отливъ еще былъ чувствителенъ до Гревзенда. Такъ-какъ Провисъ былъ завернутъ въ шинель, то я нарочно направилъ лодку въ плавучему таможенному дому, потомъ выѣхалъ въ самую средину рѣки, прошелъ подъ кормою большаго транспортнаго судна съ войсками, которыя, свѣсясь за бортъ, смотрѣли на насъ во всѣ глаза. Вскорѣ отливъ превратился, cyдна, стоявшія на якорѣ стали повертываться; вотъ, они всѣ повернулись, чтобъ воспользоваться подступавшимъ приливомъ и стали цѣлымъ флотомъ тѣсниться вокругъ насъ. Теперь мы придерживались береговъ, избѣгая по возможности прилива, и тщательно обходя отмели и острова.

Гребцы наши были совершенно-свѣжохоньки, они, по временамъ, пускали лодку минуты на двѣ по теченію, и теперь имъ было достаточно четверти часа, чтобъ совсѣмъ отдохнуть. Мы вышли на берегъ, на сырые, скользкіе камни, и подкрѣпились ѣдою и питьемъ, которыми успѣли запастись. Мѣсто напоминало мнѣ мои родныя болота: то же плоское однообразіе, тотъ же туманный горизонтъ. Все было тихо и неподвижно, только рѣка быстро неслась, крутя и шатая пловучія вѣхи. Послѣдній корабль изъ видѣннаго нами флота уже скрылся за послѣднимъ изгибомъ рѣки; послѣдняя барка съ сѣномъ и чернымъ парусомъ спѣшила за нимъ; осталось только нѣсколько баластныхъ лодокъ, погрузшихъ въ тинѣ. Какой-то неуклюжій, меловой маякъ стоялъ на курьихъ ножкахъ посреди грязи, словно скорчившійся старикъ на костыляхъ; покрытые иломъ палки и камни торчали изъ грязи; старая пристань и заброшенный домишко безъ крыши полусвалились въ ту же грязь, словомъ — все вокругъ было грязь и запустѣніе.

Мы скоро отчалили и проплыли далѣе, сколько могли. Теперь подвигаться впередъ было труднѣе, но Гербертъ и Стартопъ гребли безъ остановки, пока солнце не сѣло. Къ тому времени уровень рѣки немного поднялся, и мы могли видѣть вдаль по берегу. На самомъ горизонтѣ виднѣлось солнце, въ ярко-багровомъ сіяньи, постепенно переходившемъ въ болѣе-темные оттѣнки; казалось, между нами и солнцемъ лежало одно пустынное болото; только одинокіе чайки своими криками по временамъ нарушали спокойствіе этого безжизненнаго мѣста.

Ночь быстро темнѣла, а луна всходила не рано, такъ-какъ было время полнолунія, и потому мы остановились, чтобъ держать совѣтъ о томъ, какъ поступать далѣе. Совѣтъ длился недолго: намъ, очевидно дѣлать было нечего, какъ остановиться на ночь у какого-нибудь заброшеннаго кабака. Итакъ, мы снова принялись за весла, а я высматривалъ по сторонамъ желаемое пристанище. Такимъ образомъ, мы плыли молча еще четыре или пять скучнѣйшихъ миль. Было холодно и сыро, такъ-что барка съ углемъ, на которой былъ разведенъ огонекъ, показалась намъ самымъ завиднымъ помѣщеніемъ. Между-тѣмъ, уже совершенно стемнѣло; казалось, до насъ доходило болѣе свѣта отъ рѣки, нежели съ неба, ибо звѣзды отражавшіяся на водѣ, множились сотнями при каждомъ всплескѣ веселъ.