Большие Поляны

— С ремонтом — конец. Мы, строители, свое дело завсегда... Отдохнем вот сегодня, отмоемся, и на другой объект... Теперь дело за Гурьяном Терентьевичем — вози картошку да сыпь в закрома.

Гурьян зябко поежился, поморщился, будто хватил перекисшего квасу.

— Кажется, бригадир недоволен, что вырастил такую картошку, — заметил Уфимцев, увидев кислое лицо Юшкова.

— Возить — дело нехитрое, было бы на чем возить, — пробурчал тот.

— На лошадях вози. Поделай бестарки, и вози. Не знаешь, как возят?

— А где лошадей столько взять? Шутка в деле, столько ее народилось! Машины надо.

— В этом я тебе помогу, дам две машины, — ответил Уфимцев. — Но ты и лошадей не забывай.

— Некого садить на лошадей. Все население на картошке, вон оно, — и он показал на баб и ребятишек, снующих по загону. — Да еще и на свеклу надо кого-то послать... Давайте машины.

— Хорошо, будут тебе машины, — Уфимцев похлопал Гурьяна по спине. — Кроме двух своих, пришлю еще... Постараюсь найти.

— Кто же такой ротозей, что машины теряет? — смоля цигарку, ухмыльнулся Семечкин, — мы, строители, завсегда с материалом страдаем, подвезти не на чем... Подскажи нам.

— Подожди спрашивать, — не реагируя на шутку Семечкина, посерьезнел Уфимцев. — Может, их уже подобрали, а я прежде времени хвастаюсь.

— Не уйдет ныне картошка в хранилище, — проговорил Юшков. — Мало помещение.

— И тут я тебе постараюсь помочь, — отозвался Уфимцев. — Уйдет твоя картошка, найдем ей место... В Теплогорске! Понял?

Взглянув на часы, он заторопился в село, намереваясь сегодня же проскочить в Теплогорск, — сто двадцать километров по степным дорогам для его «ИЖа» — два часа езды.

4

Но уехать в Теплогорск ему не пришлось. В конторе колхоза Уфимцева ждал Акимов, только что приехавший из Колташей.

Акимов выглядел постаревшим, озабоченным: уже не отливала синевой, как прежде, его бритая голова, она заросла коротким темным волосом.

— Ты не болеешь? — спросил Уфимцев, приглядываясь к нему, видя обтянутые и пожелтевшие скулы его лица.

— Поболел бы, да некогда, — с плохо скрываемым раздражением ответил Акимов. — План хлебосдачи трещит, не до болезней.

— С уборкой в районе как? — осторожно поинтересовался Уфимцев.

— Степь закончила. Осталась только ваша Санарская зона.

— Не понимаю тогда... Если степь закончила уборку, район должен и план хлебосдачи выполнить. Основные посевы ведь там?

— Совхозы сдали, а колхозы не торопятся... А кое-где и сдавать нечего, тока зачистили, а обязательства остались невыполненными.

— Как так? — удивился Уфимцев.

— А вот так! Дожди не у вас одних шли... Как у тебя с обязательствами?

— Сегодня должны закончить. Последние машины...

— Это хорошо, — оживился Акимов. — Очень хорошо, что выполнишь. Одним грехом меньше.

— Почему — грехом?

— Это узнаешь, когда твои грехи будут на бюро парткома подсчитывать.

Уфимцев уставился на него.

— Чего лупишь глаза? Давай рассказывай, как ты тут амурничаешь? Как семейные устои рушишь? Какой пример колхозникам подаешь?

Уфимцев неожиданно покраснел, как школьник, не выучивший урока, хотя знал, что рано или поздно слух о его семейных неурядицах дойдет до парткома. Оправившись от смущения, он сказал:

— Я против разговора в таком тоне, Николай. К чему эти: «амурничаешь», «пример подаешь»... Если ты не располагаешь другим словарем, тогда...

И он отвернулся от него.

— Смотри ты, какой гонор! — удивился Акимов, и что-то грубое, полупрезрительное проступило в его глазах, в выпяченной нижней губе. — Ему, хахалю, мой словарь не нравится... Что заслужил, то и получи! А говорить я тебя заставлю. Ты, наверное, забыл, что я секретарь парткома. Вот и отвечай мне, как секретарю, все как есть, без утайки.

Но Уфимцев упрямо молчал, обхватив себя за плечи.

— Ну так как? Будешь отвечать мне или только на бюро парткома?

Уфимцев еще помялся, помешкал, потом сказал, не глядя на Акимова:

— Поссорились мы с Аней... Живем по-отдельности... пока.

— Причины?

— В таких случаях, кажется, говорят: не сошлись характерами.

— А я располагаю другими сведениями. — Акимов полез во внутренний карман пиджака, извлек оттуда пачку бумаг, сколотую скрепкой. — Вот письмо Тетеркина о твоей связи с заведующей фермой Аграфеной Васьковой; вот заявление ее мужа Васькова в партком о разрушении его семьи при твоем активном участии; вот второе письмо Тетеркина о снятии его с работы за сообщение о твоих аморальных поступках; вот справка замсекретаря парткома товарища Степочкина, который проверял все эти факты, по его заключению факты подтвердились; вот анонимка, что сейчас живешь с какой-то Дашкой, а мужа ее в лес отправил на все лето. Надеюсь, хватит?