Большие проблемы маленькой блондинки

Она швырнула пакет с продуктами рядом с помидорами, апельсинами, банками с чем-то дорогим и вкусным, колбасой. Вернулась в прихожую и только тогда сняла с ног босоножки на высоком каблуке. Расслабленно шевельнула пальцами, прислушалась. Кажется, душ перестал шуршать о клеенчатую шторку. Значит, сейчас он выйдет и увидит, что она здесь.

Обрадуется или нет? Скорее зол на нее. Может, даже орать начнет, может, даже и ударит. Такое случалось. А значит, надо бы подготовиться.

Светлана, не мешкая, сняла юбку. Бросила ее в угол. Туда же следом отправила и футболку, и потный лифчик. Осталась в одних трусах. Потом подумала и зашвырнула и их в угол тоже.

Теперь-то как? Теперь-то можно рассчитывать на прощение или нет?

Щелкнул шпингалет. Дверь медленно начала открываться. И уже через мгновение она обрадованно воскликнула:

— Привет, мой хороший! Ты представить себе не можешь, как я рада тебя видеть! Я жутко скучала, а ты?..

Глава 18

Ситуация была нелепой до абсурда. Нелепее и не придумать.

Ее муж вернулся из следственного изолятора, а она — в объятиях незнакомого ему мужика. Именно так, кажется, Масютин и сказал, рванул в их спальню и сразу, не разобравшись что к чему, принялся хватать с полок свои вещи.

— Женя! Женя, опомнись, ну что ты делаешь?! — прошептала она треснувшим голосом, входя в спальню и плотно прикрыв за собой дверь.

— Я что делаю?! Я делаю?! Я или ты?! — прошипел Масютин гневно и отвернулся, уткнулся в сумку и начал бестолково перекладывать с места на место носки.

Кажется, это уже было? Кажется, он уже уходил от нее, и что из этого вышло? Дерьмо же сплошное вышло!

Именно это он и прошипел, с визгом застегивая «молнию» на сумке. Жанна расслышала и поняла это по-своему, тут же вспыхнув.

— Это ты меня втянул в дерьмо, дорогой! Ты!!! Если бы не ты, я была бы счастлива и ждала бы теперь возвращения своих детей, а вместо этого я…

— Кстати, как они? — отреагировал он с вялым оживлением.

— Кстати, нормально!

И она вышла из спальни, просто потому, что не могла там стоять и препираться с ним, как последняя идиотка. Разве так она видела их встречу? Разве о том они должны были говорить?

Нет! Он для начала должен был хотя бы извиниться. А уж потом…

А потом она рассказала бы ему, как скучала, как любила и любит и как пыталась его спасти. И тот мужчина, которому она стучала в грудь кулаком и плакала, выговариваясь, совсем не то, что он — Женька — подумал. Это не ее любовник, утешитель, друг и прочее. Это просто Стас Щукин — несчастнейший из несчастных человек. Просто вышел у них разговор за жизнь. Он ей про свою, кривую и ломаную. Она ему про свою. И под конец так разошлась, что расплакалась, и себя, и его жалеючи. Тут Масютин и вошел. Вошел, приткнул плечом притолоку. Ехидно уставился и даже жиденько поаплодировал.

Им бы стоять, как стояли. А они вместо этого отскочили друг от друга, словно вспугнутые воробьи. Тут ехидства прибавилось и…

Теперь вот Масютин снова собирает вещи. Теперь, видимо, уходить собрался насовсем.

Она вошла на кухню и, не глядя на Щукина, прошептала:

— Вещи собирает!

— Зачем? — тот не понял, думая совсем о другом, о том, к примеру, как и где искать Светку.

— Уходить собрался.

Жанна подошла к окну, выглянула во двор, нашла взглядом несчастную собаку и улыбнулась через силу. Псина спала. Сыто, мирно спала, уложив лохматую морду на сильные лапы. Жанна ведь ее сегодня снова кормила. Вытащила последнее, что оставалось в холодильнике из съестного, и выволокла на улицу.

Псина ее узнала! Впервые со дня смерти хозяина подскочила, и заплясала вокруг, и хвостом замотала из стороны в сторону. И не голод тому был причиной. В сторону колбасных остатков псина поначалу даже и не взглянула. Она обрадовалась именно ей — Жанне. Присев на корточки, Жанна гладила ее за ушами и говорила с ней о чем-то. Так, всякую ересь несла, чтобы просто не молчать и медленно не сходить с ума. А та слушала и, казалось, понимала. Глазищи огромные, умные и, главное, внимательные. Такое бы внимание да мужу ее…

— Куда уходит, я не понял? — Стас перестал крутить зажигалку, тупо глядя на ее хаотичное мелькание.

— От меня уходит, Стас! От меня!

— Дурак, что ли?! С чего это вдруг?! Узнал, что его шалава жива и невредима? Так? — Щукин начал медленно выбираться из-за стола. — Так он забыл, что мне должен на несколько вопросов ответить! Ваши дела — это ваши дела, а мне он кое-что должен…

Долг Масютин отдать не удосужился. Пока Жанна и Стас разговаривали, он скоренько собрался и ушел. Дверью не хлопал, он ее просто не закрыл. Поэтому и не расслышали они оба, как он выходил из квартиры. Пока опомнились, Женька исчез.

— Поговорили, мать его, называется! — пророкотал Щукин, возвращаясь в квартиру.

Он попытался догнать, попытался узнать в мелькающих по проспекту спинах ту, которая требовалась, но бесполезно. Масютин как сквозь землю провалился.

— Он ведь может знать, где она сейчас скрывается, так?!

— Не знаю…

Жанна не только не хотела об этом знать, она не хотела об этом даже думать.

Света жива… Масютин вернулся… Они снова вместе…