Большие снега

Я много лет скитался
в краю сухих белил,
обламывая пальцы,
тропу свою торил,
и там, где низкий берег,
под шапкою лесов,
стрелял пушистых белок,
и грелся у костров.

Единственный хозяин,

закон тайги я знал:
ловушек зря не ставил
и зверя уважал,
но снег ложился густо,
стелил тропу мою,
и было пусто-пусто,
и грустно, как в раю.

* * *

Согрели плоские бока никелированные лужи
и день течет, как облака, неимоверно сжат и сужен.

А в дымном хаосе берез, меж вздорных высохших сережек

еще живет смятенье рос и заблудившихся дорожек.

И я когда-то их топтал, искал, надеялся и верил,

что встречу среди рыжих скал седого сказочного зверя.

Возьму руками, без свинца, не зря ведь чтил я Гагенбека.

Но у дорожек нет конца, а зверь бежит от человека.

* * *

Наваждения исчезли,
как далекое окно,
за которым были песни,
а сейчас совсем темно.

Я вернулся, я вернулся

в город, темный от дождей,
в город очень узких улиц
и высоких этажей.

По аллеям мокрым шляюсь,

это снова детства дни,
ничему не удивляюсь,
чем меня ни удиви.

Но, приглядываясь к лицам,

все тяну, тяну, тяну
тот момент, когда ресницы
нарушают
тишину.

Перед дождем

О, за мгновение, пока
в мои глаза летела капля,
я прожил жизнь – любил и плакал,
и видел дождь и облака.

Но капля пала на глаза

и вновь я тронут тайной жуткой:
как уместилась жизнь моя
в таком коротком промежутке?

* * *

Мой тополевый Томск —
томительная пристань,
текущая, как воск,
бегущая, как выстрел.

На площадях твоих

я плыл, как на триреме,
среди дождей густых,
остановивших время.

И за твою печаль,

за тайные вечери,
спасибо, мой причал,
скрипучие качели.

Спасибо за метель,

за то, что гнал по свету,
за руки тополей,
салютовавших свету.

Август

В удаляющемся свисте,
как ударил карабин,
воздух в шорохах и листьях
облетающих рябин.

Влажной лапой гонит тучи

ветер прямо над рекой.
Я держу в руках, как случай,
свой нечаянный покой.

Я давно уже не чаял

так смеяться, так любить,
жечь костры, бродить ночами,
не вино, а воздух пить.

И пускаться без оглядки

по течению реки,
по которой щеткой гладкой
волновались тростники.

А надежды и записки

оставлять в сухом дупле.

Август.

Звездчатые искры.
И томление
полей.

Масштаб

От древнего кургана
до гиблого болота;

от чайного стакана

до чаши с позолотой;

от томского забора

до стен горячей Кушки;

от Домского собора

до крошечной церквушки;

от розы искушения

до прозы из трактира;

от мироощущения

до ощущенья мира.

* * *

То ль мираж, то ли впрямь олень,
и опять до небес пустынно.
Я иду. Рядом только тень.
На увалах базальты стынут.

Кочки,

Камни,
глухие мхи,
да озера чернее сажи.

Так и входят в мои стихи

эти северные пейзажи.

Дом на песках

I