— Нет, не считаю. Любая вещь, явление или там организация могут быть полезными или вредными исходя из конкретных обстоятельств. Панамка нужна на пляже на курорте, но будет лишней зимой в Воркуте, там нужна будет меховая ушанка, которая в свою очередь будет лишней на пляже. Снаряд для пушки — необходимая вещь для танкиста, а вот зачем тот же снаряд ткачихе из Иванова или хлопкоробу из Узбекистана?
— Так по Вашим словам и Гитлер может приносить пользу? — подначивает Ворошилов.
— Может, — сейчас я вам покажу демагогию, и переждав шумок шепотков продолжаю, — Гитлер уже принёс нам определённую пользу. Он вынудил Британию открыть своё истинное лицо, и благодаря этому мы сможем наконец-то воздать должное Англии которая так долго исподтишка гадила нашей стране.
— Вот кого на ГлавПУр надо ставить! — в полголоса бормочет Будённый, — Как изворачивается шельмец!
— Хорошо, Ставке понятна Ваша позиция, товарищ Брежнев, — молвит Сталин, — А, вот что Вы говорили про горные аулы? Вы сомневаетесь в сознательности жителей Кавказа и Средней Азии?
— Немного не так, товарищ Сталин. Я считаю что ГлавПУр как раз и должен заниматься оценкой морального состояния частей и призывников. И исходя из этой оценки и определять необходимый уровень политработы в тех или иных частях. Вот если к Вам приставить политбойца который будет Вам раз в день за дело строительства коммунизма рассказывать, то это ведь можно будет расценить как вредительство. Ведь этому политработнику заработную плату будут начислять из народных денег. И он ещё будет отвлекать Вас от управления страной и армией. Это как минимум вредительство. А вот агитационная работа среди призывников с недавно присоединённых территорий или на сопредельных территориях, в Иране или там в Курдистане — лишней однозначно не будет.
Сталин переглянулся с Берией.
— В Курдистане? Почему Вы про Курдистан сказали?
— А, мы разве не используем курдов против Турции? — с невинной физиономией отвечаю.
Сталин вопросительно смотрит на Василевского.
— Товарищу Брежневу информация по этому вопросу не предоставлялась, — отвечает на не заданный вопрос Верховного начальник Генштаба.
— Так откуда Вы взяли информацию про курдов? — настаивает Иосиф Виссарионович.
— Я же на Кавказе служил, товарищ Сталин. Там курдов хватает. Курды имеют богатую историю восстаний против персидского и турецкого государств. Там каждый мужчина и каждая вторая женщина — готовые партизаны. И было бы странным если бы мы не привлекли их к диверсионным действиям в тылу турецкой армии. А поскольку у меня нет сомнения в профессиональной компетенции сотрудников наркомата обороны и наркомата внутренних дел, то я и сделал для себя вывод, что мы уже используем в войне с Турцией курдские отряды.
— Хороший анализ, — хвалит меня Верховный, — А, может быть ещё какой анализ интересный есть? Поделитесь?
Блин! Блин-блин… Наговорил… Что сказать… Чёрт возьми… Что? Ну, пожалуй мелочиться не буду. Получите.
— У меня нет информации о чём шла речь на недавних советско-американских переговорах, знаю только о самом факте прилёта Рузвельта в Москву, ну и то что в газетах писали. Но, могу предположить, что кроме всего прочего обсуждался вопрос о послевоенном устройстве мира. Если по-простому, то о разделе сфер влияния после войны. Скорее всего мы договорились, хотя бы в общих чертах, с американцами что достанется им, а что нам.
Прерываюсь чтобы глотнуть нарзана и окидываю взглядом присутствующих. Скорее всего все они вкурсе того что было на переговорах. А вот они немного ошарашены моим знанием по совсекретной теме.
— Это хорошо. Но есть проблема. Договора соблюдаются странами только до тех пор пока контрагент в состоянии, имеет силы, потребовать соблюдения договора. Если одна сторона ослабевает, то другая воспользуется этим и потребует пересмотра условий договора в свою пользу. Договорившись с нами, американцы формально не нарушая условий договора, будут пытаться максимально ослабить наши позиции к концу войны, с тем чтобы к тому времени когда надо будет окончательно… гм… делить мир, США смогли продиктовать Советскому Союзу другие более выгодные для себя условия раздела.
— Это-то понятно, нам-то что делать? — вставляет Молотов.