Ей очень нравилось украшать дом. Она делала это неторопливо, преподнося любое изменение как подарок ему. Возвращаясь вечером домой, он всегда находил новый сюрприз: маленькую бронзовую балерину работы. Дега, нагнувшуюся, чтобы завязать шнурок на туфельке, оригинал плаката «Фоли Бержер» кисти Тулуз-Лотрека. Плакат Кэсси раскопала в лавке старьевщика, хозяин которой не знал, что это за сокровище. Сжалившись, она заплатила втрое больше запрошенной цены. Ее рассказы нравились ему не меньше, чем ее подарки.
А какой отважной она была в последние месяцы жизни, какой сильной и уверенной, как преисполнилась гордостью материнства!
Ей хотелось поделиться своим счастьем с другими. Не зная о причине его ненависти к Китсии, она умоляла сменить гнев на милость. Причины, по которым он пригласил в дом Китсию, когда жена была на пятом месяце беременности, так и остались непонятными даже ему самому…
Теперь он знал: какой бы ни была ее жизнь до него, он был ослом, когда сомневался в ее любви к нему. Как он мог поверить всей этой лжи? Да, ложь исходила от друга, но все равно… Он чувствовал, что теряет ее. Он не мог слушать, но был слишком напуган, чтобы заткнуть уши.
— Все равно, Кэсси, я тебя никогда не винил. Ты — мой волшебный ангел. Ты навечно останешься безгрешной в моем сердце.
Глава 18
Верена вошла в кухню крадучись, как кошка. Закрыв за собой дверь, она положила ключ обратно в рюкзачок. Разместившись строго посередине кухни, она постаралась, чтобы ступни попали на одну плитку, после чего двинулась по красной полосе, разделявшей белые кафельные квадраты. Наконец-то хмель выветрился! Раш остался в «Таверне» раздавать чаевые. Мать привезла ее домой, раздела, завернула в бабушкин халат, чтоб не мерзла. Как только Аманда удалилась, Верена вскочила, сбросила халат, натянула майку и вышла на воздух. Ей втемяшилось в голову, что валяться в пьяном бесчувствии опасно. Трезвость и бдительность! Она пустилась бежать, чтобы напряжением сил изгнать из организма алкоголь, и остановилась только тогда, когда закололо в боку; ей даже пришлось прислониться к дереву. Возвращаясь, она соблюдала удвоенную осторожность, чтобы не разбудить родителей.
Первый лестничный марш она преодолела, борясь с тошнотой. Как она умудрилась так нализаться? Ответ был наготове: ей хотелось стать храброй и запретить Рашу добывать для нее роль в фильме таким неподобающим способом. Но чем пьянее она становилась, тем больше боялась. План так и остался неосуществленным.
Задняя лестница, по которой она поднималась, — узенькая и неприбранная, — как будто принадлежала другому дому.
Парадная была полной противоположностью этой: широкая, покрытая толстым бежевым ковром с синими цветочками по краям, с медной поперечиной на каждой ступеньке, не позволяющей ковру гулять.
Верена застыла на месте. Что это? Сердце забилось быстрее. Девушка затаила дыхание и прислушалась. Часы отбивали половину четвертого ночи. Она присела на ступеньку и вытянула ноги, чувствуя себя точь-в-точь как Алиса в Стране чудес, осушившая бутылку «Выпей меня» и сразу переросшая свой дом.
Она даже испугалась, что сейчас пробьет головой потолок. Раскинув руки, Верена убедилась, что достает до обеих стен. Она действительно выросла из своего дома.
Она стала считать ступеньки: одна, вторая, третья, четвертая… Зачем она сюда вернулась? Она ведь уже вкусила однажды свободу от них, Мэнди и Раша. Почему она не осталась на воле?
— Не пойму, зачем тебе возвращаться? — Компаньон по бегству чистил «травку» на конверте пластинки группы «Полис», пока Верена пыталась вставить в проколотые уши крохотные фиалки. Она обливалась потом, то и дело вытирая верхнюю губу и грудь. Из-за пота фиалки завяли и не слушались пальцев.
Верена отошла в сторону, чтобы нарвать еще.
— Сама толком не знаю, — ответила она через некоторое время.
— Ну-ка помоги.
Она поднесла к его трубке деревянную спичку и сама затянулась, но только чуть-чуть — с нее хватало солнца.
— Боюсь, случится что-то страшное, — они же мои родители. Я должна попытаться. У меня плохое предчувствие…
— Страшное случится, если ты вернешься, уж поверь мне!
Твой папаша — форменный псих.
Он потянулся к ней, но она отодвинулась.
— Пойми, они все равно остаются моими родителями! Я не могу все время убегать.
— Ну, как знаешь.
— Да пошел ты! — крикнула она.
Он надел наушники.
Верена высыпала монеты на полочку и рассортировала: две стопки десятицентовых, три стопки по двадцать пять. Она сняла трубку, шнур дернулся, и монеты рассыпались по грязному полу. Она нагнулась и стала подбирать их.
В будке было душно, но она все равно не открывала дверь — так ей было спокойнее.
Иногда ей удавалось не думать целый день. Потом откуда ни возьмись появлялся он: Верена представляла его, слышала его голос и не знала, куда деваться от чувства вины. Она сложила монетки в стопки пониже.
Ее не было дома целых девять месяцев. Девять месяцев!