Большое кино

— Некоторые утверждают, что кино — просто модный бизнес. Но чтобы снять фильм, требуется два года. Значит, приходится ориентироваться на вкусы, которые будут преобладать через два года, и ошибиться нельзя. Без чувства времени здесь никуда. Вспомните, кем были первые киномагнаты — Голдвин, Майер? Портными с Седьмой авеню, переключившимися с тряпья на пленку.

— Вы хотите сказать, что в Кит Рейсом Бик Кроуфорд разглядел консультанта по модным веяниям?

— Не издевайтесь, Либерти. — Скотт отодвинул недопитый стакан. — В Кит есть то, что средний студийный администратор уже утратил или вообще никогда не имел, — наивность! В сущности, эта женщина напрочь лишена цинизма. Она любит кино.

Вот эти, — он обвел рукой посетителей ресторана, — они кино не любят. Если потребуется, они так же дружно переключатся на изготовление дезодорантов. Какая им разница — продукт он продукт и есть, был бы сбыт. И это становится все заметнее.

— Доказательство можно увидеть на экране?

— Запросто! Взять хотя бы последние пять фильмов Бика Кроуфорда на «Игл» — и последние пять фильмов Кит на «Горизонт». Сравните!

Отвечать было не обязательно: доказательство было исчерпывающим.

— Ладно, вернемся на «Центурион». Расскажите мне о Кит Рейсом, молодой киноадминистраторше, любовнице своего босса.

— Полегче, милая. В те времена женщине было нелегко пробиться.

— Ну да, а сейчас — так просто раз плюнуть! — Либерти закурила, а Скотт засмеялся. — Что тут смешного?

— Сейчас я поведаю вам захватывающую историю о Кит, молодой киноадминистраторше. Год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Тогда Кроуфорд повысил Кит: из сценарного редактора она стала вице-президентом по производству. Остальные его вице-президенты были вне себя от ярости. Первое совещание, она опаздывает. Бик и остальные ждут. Кит входит и видит, что они обклеили все стены непристойными фотографиями из журнальчиков. Она и бровью не ведет и проводит совещание так, словно ничего не случилось. На следующей неделе — новое совещание.

Все ждут и гадают, появится ли она. Кит появляется… без блузки, голая по пояс. Теперь их очередь делать вид, что все в ажуре. Но где им до Кит! — Скотт хлопнул себя по колену. — Все бы отдал, чтобы там оказаться!

Либерти нахмурилась. От воплощения изящества она не ожидала таких экстравагантных выходок. Такое могла бы выкинуть Китсия, но не ее дочь…

— Кстати, о Бике, — вполголоса произнес Скотт. — Вот он, легок на помине.

Либерти оглянулась. Бик Кроуфорд — широкоплечий, высокий, с шапкой волнистых волос — протискивался в узком проходе, как тяжелый дредноут сквозь узкий шлюз. Одет он был не как президент крупной кинокомпании, а скорее как капитан прогулочной яхты: синий блейзер, красный галстук, белая рубашка и брюки.

— На нем гораздо лучше смотрелся бы свободный свитер с эмблемой университетской спортивной команды, — прокомментировал Скотт.

— Господи! — Либерти выхватила у Скотта стакан и выпита? залпом. — Господи! — повторила она.

— Иметь такой здоровый вид просто неприлично, — сочувственно произнес ее собеседник. — Не знаю, как Кит это выносила. При том, что он с ней делал…

— Для нее, — поправила его Либерти. — Ведь он способствовал ее карьере.

— Вы себе не представляете, на что он способен!

Либерти еще раз оглянулась. Бик устроился за угловым столиком и тут же принялся флиртовать с какой-то блондинкой. У него была огромная голова и расплывшееся лицо с большими карими глазами; габариты его привлекали к себе всеобщее внимание.

— По-моему, очень даже представляю.

— Зачем гадать? Вы репортер, у вас счастливая профессия.

Подойдите, представьтесь. Послушаете, что он вам скажет.

— Лучше подождем. Ужин без пятнадцати восемь — у меня еще есть четверть часа.

— Надеюсь, вы хорошо подготовились. Говорят, в его особняке догнивают в кандалах трупы любопытных репортерш, пристававших к нему до вас.

— Я осведомлена о его репутации, — заметила Либерти. — Никогда не прячется от прессы, очарователен с собеседником, который только потом понимает, сколько лапши ему навещали на уши.

— Болтают, что участники ежемесячных собраний совета директоров «БК игл» неизменно попадают в ту же ловушку.

— Очень может быть.

— Что меня удивляет, — не унимался Скотт, — так это его способность оставаться на плаву. Наверное, все дело в его располагающей внешности. Вы воображаете, что имеете дело со смазливым лос-анджелесским дурачком, а он отнимает у вас пять ваших лучших сюжетов и заставляет вашего агента подписать контракт на сумму, не дотягивающую до вашей обычной ставки за один…

— И делает при этом вид, что не он обвел вас вокруг пальца, а вы его. Ладно, все это и так известно. Лучше поведайте мне о нем что-то такое, чего я еще не знаю. Хочу покопаться в настоящей грязи!

— Либерти! — взмолился Скотт. — Стыдитесь! На что вы меня подбиваете? — Он помолчал. — Это было давно, еще на «Центурионе». — Либерти нетерпеливо закивала. — Сейчас вы мне не очень нравитесь. Либерти Адамс. Сам себе я тоже противен. И этим вы зарабатываете на жизнь? Мне жаль вашу мать.