Большое Мяу (ЛП)

И не к лучшему. Дело не только в том, как он прожил свою жизнь или что он сделал - огромное удовольствие он принес много миллионов других эхифов рассказами, которые он рассказывал. Это была его смерть, в этих обстоятельствах это имело бы значение. До тех пор, пока Тихий Человек не умер, так ужасно рак был человеческим народом в свое время, что они даже не говорили об этом. «Умер после долгой болезни», был обычным эвфемизмом - если они использовали его вообще. Или если болезнь была даже длинной. Смерть «Безмолвного человека» и отказ его друга Уолтера были спокойны в этом, упорное настойчивое стремление ангрисворвира назвать смерть Тихим Человеком своим правильным именем, которое начнет медленное изменение того, как Эхиф справлялся со всей проблемой рака. В ближайшем будущем тысячам будет помогать все деньги и гласность, которые Winchell будет предлагать по этому вопросу, а после этого многие миллионы людей увеличили бы свою жизнь или, по крайней мере, улучшились, как в культуре Который полностью изменил то, как это происходило после этой конкретной человеческой болезни.

Так что это была не смерть, которую можно было предотвратить или избежать. Но если я смогу, по крайней мере, избавить его от боли в пути … - подумал Риоу. Это будет сделано. Я посмотрю вокруг, а затем поговорю с раком и посмотрю, не услышит ли он меня.

Риоу закрыл глаза и собрал заклинание в своем уме, затем молча начал говорить слова. Тишина комнаты вокруг нее исчезла в тишине, еще более глубокой, когда волшебство начало работать, а окружающее пространство медленно подчинилось ее воле. В тусклом темноте вокруг нее обрушилась тьма, только форма «Безмолвного человека» под обложками оставалась четкой и увеличивалась.

То, что Риоу имел в виду, было чем-то менее прямолинейным, чем то, что она сделала с внутренностями Делареса. Волшебство, в котором она работало, было таким же, как и на «Безмолвном человеке», в переводе с разных взглядов. Когда комната исчезла вокруг нее, тело эхифа, казалось, Но в то же время его структура казалась как исчезающей, так и начинающей абстрагироваться во что-то более похожее на схему, чем реальность тела взаимосвязанной ткани, мышцы, кости и лимфы. Вокруг Риоу разброс медленно усиливающегося света начинал строиться в структуры, которые выражали бы внутреннюю экологию Silent Man и все силы, действующие в ней.

Эффекту потребуется некоторое время, чтобы усовершенствовать себя до такой степени, что Риуу мог бы лучше взаимодействовать с ним. Она спрыгнула с подоконника - это почти все, что осталось от ее прежнего восприятия комнаты, - и осторожно вмешался в растущие издержки линий света, что было способом, которым волшебство отдавало тело Тишины. У него был способ пойти еще до того, как она перешла на уровень одного Ангстрема, с которым ей нужно было справиться: Такие глубокие сдвиги в уровнях восприятия не могли произойти мгновенно.

Когда работало волшебство, тьма вокруг Риува также стала освещена мерцанием собственных представлений о волшебстве Молчаливого Человека, отфильтрованных через промежуточную среду сна и в клетке внутри линий света. Это был ожидаемый побочный эффект от такого волшебства, пока предмет не был полностью осознан. Поверхность ума Безмолвного человека дрожала от сна, трепетом, как у закрытых глаз мечтателя. Но тремор был тревожным, и разрушение проникло в медленно строящийся аннотация, тряся свою ткань и вливая ее в чужие перспективы. Это пройдет, подумал Риоу. Довольно быстро, надеюсь …

Вокруг Риоу распространилась точка зрения скудной пустынной страны. При других обстоятельствах это казалось бы незнакомым, Но здесь, в спящем самолюбии Тихая, Риоу имел доступ к своим воспоминаниям и признал это так, как он. Сухое окрасочное окружение, разбросанное по песку и мескиту, было частью пустой страны к югу от мексиканской границы, слишком знакомой для «Безмолвного человека» после нескольких месяцев, проведенных, охватывая рубежные рубежи рубежа веков между «Rough Riders» Тедди Рузвельта И преступная вилла Панчо. Там, в какой-то безымянной пыльной деревушке в глубине провинции Халиско, светловолосая босоногая девушка в оборванной юбке и блузке остановилась на улице, чтобы посмотреть на высокого тонкого незнакомца, а затем достаточно молодой молодой человек, несмотря на то, Длинную и жестокую кампанию, которую он освещал в голодных бумагах Херста.