Большое приключение. Пепел

Здоровяк хранил молчание. Тогда Эш впервые в жизни кого-то ударил. Он вложил все силы в этот удар. Кулак со свистом ударил в живот бывшему осужденному и тот, выпучив глаза, согнулся пополам и рухнул на колени. Схаркнув кровью, легионер хранил молчание. Командор с удивлением посмотрел на правую руку — он не ожидал подобной силы. Хотя, скорее всего, это просто последствия не самой сытой и спокойной жизни, ослабившей даже такой организм, как у этого «шатуна».

— Молчишь?! — ревел Эш.

Он сыпал удары на сжавшегося в ком подчиненного. Вокруг висела тишина — легионер не смел даже стонать. Когда баронет банально устал размахивать ногой, то распрямился и сказал:

— Встать.

Служивый поднялся. Он шатался, все его лицо распухло, левая рука была сломана, несколько зубов так и остались лежать на снегу. Удивительно, что он вообще стоял. Эш, смотря на это, не испытывал ровным счетом ничего. Он просто не знал, что нужно что-то испытывать. Этому его не учили.

— Дозволяю говорить, зверь. За что тебя осудили?

— Лэр, я убил человека, пытавшегося украсть у меня деньги.

— Насколько мне известно, подобное даже не считается преступлением.

— У меня сложные отношения с местным судьей, — на лице здоровяка показалась кривая, кровавя улыбка. — В детстве я часто ломал ему нос.

Эш, ничего не сказав, пошел дальше. Здоровяк облегченно вздохнул и хотел уже вновь встать на четвереньки, как закричал от боли. Он опустил взгляд и увидел, что из груди у него торчит рука, сжимающая сердце. Генерал зашел со спины…

Легионер падал на снег, а Эш, отряхнув руку от пепла, пошел дальше. Юноша начинал ощущать, что в воздухе зарождается то самое чувство, которое буквально источал первый придворный Архимаг, когда учил баронета — это был страх.

— Ты! Встать!

Очередной легионер вскочил на ноги. Обычный, невзрачный мужичек лет двадцати шести. Острый нос и подбородок, цепкий взгляд.

— Дозволяю говорить, зверь. За что тебя осудили?

— Лэр, я невинов…

Очередной человек падал с прожжённой грудью. Нет, Эш, конечно, слышал, что у кого не спросишь — все невинно осужденные, но не ожидал подобной тупости.

Дальше началась вереница допроса. Легионеры вставали, рассказывали свою историю, а потом падали замертво. Для баронета не имело разницы, будь перед ним юноша, защищавший честь девушки, матерый убийца, вор, охотник, пытавшийся прокормить семью в голодный год, отправишься в королевские угодья, насильник, или просто неудачник. Без системы, без разбора, без какой-либо логики и здравого смысла. Эш выбирал случайного легионера, заставлял его произнести речь, а потом убивал.

Никто не мог понять смысл действий волшебника и его «логику», а непонимание уже через двадцать трупов привело к всеобщему страху. И следующий, кого окликнул Эш, чуть ли не плакал, поднимаясь с колен. Это все, что было нужно генералу. Выслушав речь человека, заживо сжегшего восемь детей, баронет не стал его убивать. Страх уже крепко сжимал сердца легионеров и не было нужды выдирать их из груди. Что же до преступлений — генералу было плевать.

— Слушай меня, звери! — ревел баронет, вновь поднявшись на помост. — Завтра мы отправляемся в Арабаст! У нас не будет ни оружия, ни доспехов, ни продовольствия, ни лошадей, ни-че-го! А что это означает?! Не слышу! Дозволяю говорить, звери!

Послышался ропот и нестройной мычание.

— Неправильно, звери! Все это мы должны отнять! Мы будем жечь и убивать, насиловать и грабить! Неважно кто перед вами, звери, — ребенок, девка, солдат, крестьянин, лорд или сам бог! Единственное, что вы должны делать — убивать!

По мере того, как Эш говорил, на лицах многих бывших заключенных расплывалась предвкушающая улыбка. Сердце их бились быстрее и вскоре страх тесно переплелся с кровавым безумием.

— Ты что же будем делать, звери?

— Убивать! — слышался крик.

— Грабить! — вторили ему.

— Жечь! — орали третьи.

— Нет! — рявкнул Эш. — Все это для людей, а вы — звери! Так что же мы будем делать, звери?!

Вновь послышался ропот, сквозь который донесся хохот Рэккера:

— Рвать! — кричал он.

— Рвать! — кричал в ответ генерал.

— Рвать! — трубил легион.

Еще долго слышалось это «Рвать», пока Эш не отдал новую команду:

— А сейчас, звери, принять упор лежа!

Почти четыре тысячи человек разом выполнили приказ.

— Тридцать отжиманий, ублюдки! — рыкнул волшебник, копируя тон лейтенанта. — Кто не справиться, будет исключен из рядов доблестного и непобедимого седьмого легиона! Нам ни к чему больные звери!

Рэккер, поднявшись к генералу, смотрел на то, как бывшие каторжники, убийцы, воры и насильники отжимаются по первому слову смазливого паренька, опирающегося на посох. Им не нужны были угрозы, не нужны были кнуты и выкрики. Каждый из них больше смерти боялся чудовище с разноцветными глазами.

— Уважаю, — хмыкнул Рэккер, садясь на стул.

— Слову то обучишь? — спокойно спросил генерал, словно не он только что убил около двух десятков людей, а потом до грязных подштанников закашмарил самых отъявленных мерзавцев Срединного царства.

— Не вопрос, — пожал плечами лейтенант.