Большое путешествие двух запутанных частиц

Женька Жирнова – хорошистка, "опора и надёжа" Аллочки по выражению Вальки. Женька готовила стенгазеты, на спортивных мероприятиях торчала рядом с организаторами, выражала официальное мнение школьников в диалогах с учителями. Своя в доску. Умница, в общем.

С этими ребятами я учился с первого класса и поэтому был особенно близок, у нас сложилась компанейская "химия".

Когда Аллочка представляла Ритку, меня словно громом оглушило! У доски стояла светловолосая девочка с тонкими правильными чертами лица, умными живыми глазами, обрамленными густыми кукольными ресницами, в изящном миниплатье. От нее исходил аромат духов, отнесенный классными фифами к "заграничным". Не взирая на внешнюю хрупкость, Ритка производила впечатление несгибаемой личности, вокруг которой вращается мир.

Я полюбил ее с первого взгляда.

Новенькая потрясла классные устои. Не водила выгодной дружбы, не подыгрывала, не чуралась касты отверженных, но и не нянчилась с ними. Ритку не интересовало чужое мнение! Она позволяла себя уважать и не нашлось таких, кто бы пренебрег высоким соизволением. Училась легко, даже слишком. Правда, казалось, ни один предмет ее всерьез не увлекал за исключением английского.

За Риткой немедленно приударили рослый Валька, обеспеченный Ленька, а Саня посвящал ей лучшие стихи! Надюху, имевшую виды на Моисеева это попервой злило, однако убедившись, что Ритка игнорирует притязания мальчишек, Прима успокоилась и даже подружилась с соперницей. У Женьки изначально с Ритой никаких проблем не было.

3

Я не лезу напролом, такой человек. Даже когда всё ясно с первой секунды. В конце концов, реакция на ухаживания ребят раскрывала Ритку, ее вкусы, ценности, к ним хотелось присмотреться внимательнее. Меня она до поры не выделяла из окружения, да и с чего? Папа, мама рабоче-крестьянского происхождения, хорошие оценки добывал трудом и потом, из иностранных выбрал не модный немецкий, внешне посредственность. Короче, ни одного козыря.

Какой бы независимой и нейтральной ни была Ритка, она постепенно влилась именно в нашу компанию, а знаки внимания Вальки, Сани и Лёньки стала принимать благодушно, по-сестрински. Зимой после уроков мы ходили на замерзшие лиманы, гуляли по льду, осенью и весной бродили по улочкам и паркам Ейска, собирались друг у друга на праздники, обсуждали фильмы, музыку, запретные темы, хохотали и сочувствовали друг другу. Мы вместе росли.

В девятом начали дегустировать алкоголь, прячась за бывшим домом культуры "Пролетарий". Алкоголь был разный, мы не разбирались – "пахнет" спиртом, и ладно. А еще курили "Кэмел", подражая потному дядьке из телерекламы, впоследствии умершему от рака. Выпив и покурив, шли в фойе ДК, превращенное в дискотеку, и там, во всполохах ёлочных гирлянд имитировавших светомузыку, топтались под "коко-джамбо".

Ритка пробовала на вкус эту жизнь, но как бы со снисхождением, смеясь. Светловласка демонстрировала, что тут "проездом" и никогда не переступала грань, отделявшую человеческое состояние от животного. Я тоже не переступал.

А большинство переступало. Да что там! Качалось из состояния в состояние с частотой маятника. Особенно я переживал за Лёньку и Надюху. Жажда во всем первенствовать играла злую шутку – они напивались из принципа, чтоб доказать взрослость, стойкость. Женьке хватало понюхать пробку, с сигаретой она пьянела вообще моментально, Санин слабый желудок норовил вернуть проглоченное обратно, а Вальку алкоголь превращал в агрессивного зверя, рыщущего в поисках "виноватых".

Коллективно мы как-то уравновешивали эти пороки: признавали "лидерство" Надюхи и Лёньки без доказательств, не наливали по полной "Сатурну"-Женьке, Саню не упрекали за разбавленку, а Вальку заставляли вырабатывать излишки энергии под "коко-джамбо", уверяя, что он "пляшет как Продиджи". Хотя плясал он ужасно нелепо, дрыгая кулаками-дыньками и семеня ногами.

Может, такая дружеская подстраховка и забота уберегли нас от страшных последствий? Многие ребята из параллелей и постарше били витрины, за что их таскали по милицейским КПЗ, травились "Роялем" насмерть, заигрывались в бандитов, взаправду убивая друг друга… Эх, девяностые – страшное время, кто бы что ни говорил.

4

Тогда я всерьез увлекся астрономией. По школьному курсу ее предстояло изучать аж в одиннадцатом, но книга Мориса Клайна, подаренная отцом, и учебник Воронцова-Виляминова, доставшийся от мамы, сделали свое дело – я научился проникать в космос задолго до обязаловки: трепетал от близости планет разглядываемых в отцовский бинокль, от их чарующей грации, от дыхания Бога во всем этом и от бесконечного счастья понимать замысел Его! Клавдий Птолемей, Николай Коперник, Галилей, Ньютон превратились в друзей, я будто знал их лично. Так бывает, когда в полной мере постигаешь чьи-то рассуждения и выводы, осознаешь, чего стоило человеку прийти к ним. Слова Ньютона: "Я всего лишь мальчик, играющий на побережье с ракушками и камешками, а передо мной бесконечный океан истины" окрыляли, казалось, в будущем я поплыву по этому океану!