Большое путешествие Эми и Роджера

– Ага, – я кашлянула и сглотнула, чтобы заставить себя ответить. – Ну да, это я. Привет.

Скрестив руки, я опустила глаза, почувствовав, как колотится сердце, и не понимала, почему обычное знакомство превратилось во что-то столь волнительное.

– Ты выглядишь не так, – сказал Роджер, немного помолчав.

Я подняла глаза и обнаружила, что он смотрит на меня изучающе. Что он имел в виду? Не так, как он ожидал? А чего он ожидал?

– Не так, как раньше, – пояснил он, будто прочитав мои мысли. – Я помню тебя с детства, тебя и твоего брата. Но твои волосы по-прежнему рыжие.

Я неловко дотронулась до них. Мы с Чарли оба были рыжими, и в детстве нам то и дело указывали на это, будто мы сами не замечали. Со временем волосы Чарли потемнели до каштанового, а мои остались ярко-рыжими. До последнего времени я была не против. Теперь же оказалось, что такой цвет привлекает внимание, а это последнее, чего бы мне хотелось. Я спрятала пряди волос за уши, стараясь при этом не дергать их слишком сильно. Волосы начали выпадать примерно месяц назад, и это меня беспокоило, но я гнала плохие мысли прочь. Я убедила себя, что дело в стрессе из-за экзаменов, нехватке железа и рационе, состоящем в основном из пиццы. Но все же старалась не расчесывать волосы чересчур резкими движениями и надеялась, что это как-нибудь пройдет само.

– Ой, – сказала я, осознав, что Роджер ждет от меня какого-нибудь ответа. Похоже, мне изменили даже самые простые правила вежливости. – Ну да. По-прежнему рыжие. У Чарли-то они потемнели, но он… ну… сейчас не здесь.

Мама никому не рассказывала, что Чарли в реабилитационном центре, и мне тоже велела повторять легенду, которую она придумала на этот случай.

– Он в Северной Каролине, проходит программу дополнительного образования.

Я сжала губы и отвела взгляд, изо всех сил желая, чтобы Роджер ушел, и тогда я наконец смогу зайти в дом, захлопнуть дверь, и оказаться там, где ко мне никто не будет лезть с расспросами. Я отвыкла разговаривать с симпатичными парнями, отвыкла разговаривать с кем бы то ни было вообще.

Сразу после трагедии я была не слишком общительной. Мне не хотелось обсуждать, как я себя чувствую из-за случившегося. Да и мама с Чарли не слишком-то пытались поговорить. Может быть, они обсуждали что-то между собой, но со мной никто из них не заговаривал. Это можно было понять: наверняка они оба считали меня виноватой. Да и я тоже винила себя, поэтому неудивительно, что мы не обсуждали наши переживания, сидя за кухонным столом. Мы ужинали в молчании, причем Чарли либо был дерганым и взмокшим, либо глядел на все тусклыми глазами, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, пока мать сидела, уставившись в тарелку. Мы передавали друг другу тарелки и соль, отрезали по кусочку, жевали и глотали, и было похоже, будто все это отнимает так много внимания и сил, что даже удивительно, как это мы раньше ухитрялись вести хоть какие-то разговоры за ужином. И даже если я иногда собиралась что-то сказать, одного взгляда на пустующий соседний стул хватало, чтобы убить это желание.

Школьные учителя оставили меня в покое и в первый месяц ничего не спрашивали. А потом, мне кажется, просто привыкли к такому положению дел. Похоже, люди могут очень быстро начать думать о тебе по-другому. Казалось, будто они начисто забыли, что когда-то мне было что сказать о Боксерском восстании или «Великом Гэтсби».

Друзья довольно быстро уловили, что я не хочу обсуждать несчастный случай. А когда они это поняли, оказалось, что на самом деле говорить нам вообще не о чем. Через некоторое время мы просто перестали пытаться, и скоро я уже не могла сказать, кто кого избегает.

Единственным исключением была Джулия. Я не сказала ей, что случилось, зная, что, если скажу, она так просто меня не отпустит, не уйдет так легко, как другие. И она действительно не ушла. Конечно, она все узнала и сразу же позвонила мне, но я поставила переадресацию звонков на голосовую почту. Постепенно звонки прекратились, но она начала писать электронные письма. Они приходили разв несколько дней,с темами вроде «Все в порядке?», «Беспокоюсь о тебе» или «Ради бога, Эми». Копились в моем ящике и оставались непрочитанными. Я сама не очень понимала, почему так делаю, но мне казалось, если я буду обсуждать это с Джулией, трагедия станет настолько реальной, что я не смогу этого вынести.

Взглянув на Роджера, я вспомнила, как давно не общалась с парнями. Ни разу с ночи после похорон – тогда я пробралась в спальню к Майклу, точно зная, что должно произойти. Когда я вышла оттуда час спустя, то была разочарована, хотя получила, что хотела.

– Это неправда, знаешь ли, – сказал Роджер. Я посмотрела на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Твоя футболка, – пояснил он.

Я посмотрела на выцветший синий хлопок, украшенный надписью «СВИСТЕТЬ УМЕЮТ ВСЕ».

– Никогда не умел, – весело сказал Роджер.

– Это такой мюзикл – коротко ответила я.

Он кивнул, воцарилась тишина, и я никак не могла придумать, что сказать дальше.