Большое путешествие Марселино

— Ну да, — продолжал мальчик, — если не испугаешься — значит, герой. А если испугаешься, но потом меня простишь, — выходит, мученик.

Брат не мог сдержать улыбки. Он перекинул через руку старую рясу, а мальчику вручил черенки, дав знак идти за ним.

— Ну пойдём, положим одежду на место.

— А отцу ничего не скажешь?

— На этот раз не скажу, — пообещал монах. И они пошли по коридору. Монах на ходу аккуратно сворачивал рясу, а Марселино один за другим ронял черенки.

Но самое плохое произошло ночью. Марселино был так взбудоражен мыслями о героях и мучениках, что совсем не хотел спать, и лёг на постель, не раздеваясь.

Он лежал с открытыми глазами и представлял себе великие сражения, о которых рассказывали монахи. С саблями наголо, сверкающими, как молнии, над головами бравых всадников, непобедимая кавалерия неслась вперёд…

Потом мальчик закрыл глаза — просто так, чтобы лучше сосредоточиться. Теперь он воображал себе славных мучеников, коленопреклонённых и безоружных. Сложив на груди руки и глядя на небо, они предавали себя на любые пытки…

Наконец, увлечённый своими фантазиями Марселино не мог больше оставаться в постели. Он решил обеспечить мученичество всем сразу.

«Обязательно мучениками станем», — говорил он про себя, подходя к двери.

Братья крепко спали, так что Марселино без приключений добрался до кухни, почти на ощупь отыскал там спички и сунул их в карман. Потом набрал полную охапку дров.

Он задумал разжечь свой костёр под чердачной лестницей. Лучше места не найдёшь.

Несколько раз он ходил от лестницы в кухню и обратно, принося всё новые охапки дров. Решив, что теперь их хватит, Марселино достал спички и зажёг сперва самые тонкие и сухие веточки. Убедившись, что дрова как следует занялись, он побежал к себе.

Закрыв дверь, он встал на колени и начал молиться так:

— Иисус, мы все хотим быть мучениками, все-все…

Потом он лёг и голову спрятал под подушку, чтобы умереть за Господа, но лучше бы так, чтоб почти незаметно.

Огонь под лестницей всё разгорался, потом перекинулся и на саму лестницу и распространялся всё дальше, дальше, по кельям верхнего этажа, пока наконец не запылал весь монастырь. Братья бегали взад и вперёд в клубах дыма, на одних горели рубахи и рясы, на других уже и капюшоны. Тут же носились коза и кот с пылающими, как факелы, хвостами. Пламя подбиралось к Марселино…

Мальчик кричал во сне. Свисток брата Негодного не замолкал ни на секунду. Наконец брат Кашка, чья келья была совсем рядом, прибежал к своему воспитаннику и увидел, как тот мечется в постели.

— Марселино, сынок, проснись! Давай-ка просыпайся!

Свисток всё не умолкал, а в келью мальчика вошёл сам отец-настоятель.

— Это ему страшный сон приснился, отче, — объяснил брат Кашка.

Марселино приоткрыл глаза и увидел над собой две расплывающиеся фигуры монахов. В дверь как раз входил третий, брат Ворота.

— Что стряслось-то? — с тревогой спросил новоприбывший.

— Сходите наверх, брат, — обратился к нему настоятель, — и узнайте, что нужно брату Негодному. Если он из-за Марселино переживает, то скажите ему, что мальчику кошмар приснился, но сейчас уже всё хорошо.

Брат Ворота ушёл выполнять поручение, а брат Кашка склонился над Марселино:

— Что тебе приснилось, сынок?

— Мы уже все мученики? — спросил тот, ещё не полностью проснувшись.

Брат Кашка дал ему воды, а настоятелю сказал:

— Слишком много для него впечатлений, когда брат Бернард его в деревню с собой берёт…

— Ещё бы! — со смехом согласился настоятель, кивая на мальчика. Марселино уже спокойно уснул и теперь улыбался, как если бы от кошмара не осталось и следа.

Тем временем дорога изменилась: вдали замаячили вершины гор.

— Знаешь, почему так случилось? — спросил Ангел.

— Нет, — ответил Марселино.

— Потому что перед сном молиться бы надо. Мальчик, казалось, удивился, но быстро нашёл ответ:

— Перед тем как напугать брата Значит, я даже на Мессе был!

— Марселино, — воскликнул Ангел, — я теперь тоже должен буду тебя отругать?

— Но на небе ведь никто никого не ругает?

— Нет. Там все ведут себя так, что даже не помнят, как это делается.

— А я тоже всё забуду?

— Зато ты сможешь обдумывать много другого…

— Да ещё и вместе с мамой.

— Конечно.

— А она очень красивая?

— Мамы все красивые, Марселино.

— И моя тоже?

— И твоя.

Марселино засиял, но тут же задал новый вопрос:

— А я скоро увижу маму?

— Потерпи; она тоже тебя очень ждёт.

Глава четвёртая

Немедленно после смерти Марселино братья стали думать, что же делать с чудотворным распятием, и в результате начали перестраивать часовню, что собирались сделать уже давным-давно, но всё откладывали за неимением денег. Теперь же вышло так, что жители окрестных деревень, а особенно те, что прежде только и думали, как бы навредить монахам[8], вдруг стали жертвовать монастырю куда больше, чем раньше. Должно быть, им было стыдно, что они не так уж хорошо обходились с мальчиком, который, оказывается, разговаривал с Самим Богом.