Большое сердце

— Сам не знаю, товарищ капитан, почему мне хотелось идти поперек. Сейчас понимаю, что глупо… неверно поступал… Мать говорила «пропащий», здесь говорили «пропащий». А во мне бродит что-то… Порою обидно, а порою зло берет, такое зло, всем насолить хотелось… К Нюрке потому и пошел, что ласковое слово услышал. Может, и не от сердца сказала, по привычке, а ласково… Теперь я все понял, товарищ капитан. Хочется мне человеком быть, чтобы уважали…

Он поднял на меня глаза, грустные и честные.

— Верю вам, Зудов, — сказал я негромко. — Верю!.. По закону за совершенный проступок я мог бы вас арестовать. Но, учитывая, что вы искренне раскаялись, заменяю гауптвахту двумя нарядами вне очереди.

Зудов поднялся и даже повеселел как будто.

— Слушаюсь!

Я подошел и, хотя это не положено при таких обстоятельствах, протянул ему руку.

— Последние два наряда, Зудов.

— Последние! — ответил он и улыбнулся, совсем как мальчишка, доверчиво и смущенно.

А. Голицын СТИХИ

ПАТРУЛИ

Хоть туч и нет, но слышен грохот грома,
Гремит он не из тучи, а с земли:
Со взлетной полосы аэродрома
Взвывают ввысь стальные патрули!

Растаяли, звеня, в лучах рассвета,

Блеснув на солнце огоньками звезд,
Как часовые, в синей дали где-то
Под небосводам заступив на пост.

УТРО

Опустились тучки-парашюты
За далекий синий горизонт,
Загорелось, загремело утро,
Словно там за горизонтом — фронт!

Набежал и кинул ветер резкий

Гул турбин к ангару, будто гром,
Сделав четкий круг над перелеском,
За звеном растаяло звено.

Финишер застыл с флажком сигнальным

У начала взлетной полосы.
Проводив машины в вылет дальний,
Подполковник смотрит на часы.

Командир волнуется немного

И сжимает карандаш в руках:
Тех, кто ныне мчится в облаках,
Вывел он на светлую дорогу.

П. Нефедьев ДОРОГА К СЕРДЦУ Очерк

Мне, офицеру штаба округа, по долгу службы часто приходится бывать в летних лагерях. Однажды, возвращаясь со стрельбища в расположение артиллерийского полка, довелось наблюдать довольно необычную картину: между редкими высокими березами не спеша, вразвалку шел огромного роста солдат, сопровождаемый дневальным; пройдя несколько шагов, солдат останавливался, медленно поворачивался назад, монотонно произносил:

— Который раз говорю — не ходи за мной, как теленок, не срами своим сопровождением, дорогу и без тебя найду!

Потом так же медленно поворачивался, шел дальше. Шел и сопровождающий, держась от солдата на почтительном расстоянии.

Заметив меня, арестованный снова обернулся и тихим, умоляющим голосом сказал:

— Не ходи, будь другом, не сопровождай, никуда я не денусь.

Я подошел к солдату, поздоровался. Он был выше маня на целую голову. Воспаленные его глаза смотрели на меня сверху с огорчением. Это был поистине детина. Все на нем казалось явно малым: обшлага гимнастерки находились совсем не на месте, туго облегая руки; верхние пуговицы воротника расстегнуты и висели на толстых нитках; брючные наколенники находились выше колен, а из коротких сапожных голенищ виднелись разрезы шаровар. «Вот это богатырь», — подумал я.

— Как звать и величать? — неофициально спросил я солдата.

— Рядовой Медведев, звать Михаилом. А по батюшке Иванович, — так же неофициально ответил солдат.

— Заработал, значит?

— Заработал, пятерку получил.

— За что же?

Медведев замялся, переступил с ноги на ногу. Под его сапогами треснули сухие ветки.

— За дело, конечно, не зря же… Одному бы идти — еще туда сюда. А с ним (он кивнул на дневального) — терпенья нету. Легкое ли дело через весь лагерь под конвоем шагать? Глаза ни на что не глядят. Говорю ему — не ходи. Дорогу найду. Ходил уже, знаю…

— Значит, не первый раз?

— Третий. Первый раз двое суток отбыл. Потом трое. А теперь на пять иду.

— Этак все лето на гауптвахте пробыть можно?

Медведев чуть заметно улыбнулся. Потом сказал.

— Выходит, так. Хлопцы дела делают, а я на губе отсиживаюсь…

На этом мы и расстались. Всю дорогу меня не покидали размышления о Медведеве. Было ясно, что человек он разболтанный. Ведь не будет же командир батареи систематически наказывать человека из-за какой-либо неприязни к нему. Арест — серьезный шаг. И, чтобы сделать его, нужны веские основания. И их не может не быть у командира. В то же время в суждениях Медведева проскальзывали здоровые нотки. Он тяготился своим положением, наверное, искал выхода, но не находил его.