Большое сердце

«Дорогие друзья! Крепко жму ваши руки, руки дорогих мне танкистов, и передаю искренний привет от моих товарищей — строителей Волго-Донского канала. Сейчас, когда вы читаете это письмо, пароходы идут из Дона на Волгу, уходят к Москве и Астрахани, в Одессу и Севастополь, к десяткам других портов пяти морей нашей Отчизны.

Много вспоминаете о моих фронтовых делах. Догадываюсь, чья это работа. Но, честное слово, ваш командир и мой друг преувеличил. Так и передайте ему. Любит он, ребята, свои заслуги приписывать другим. Мои боевые подвиги — его заслуга, мои сегодняшние успехи — также его заслуга. Он — мой командир и воспитатель. Благодаря Макарычеву я полюбил по-настоящему труд, нашу технику.

Для танкиста, пожалуй, самое трудное — вождение машины через препятствие с закрытым люком. Танк на больших оборотах взбирается на вал, и ты видишь только узкую полоску неба в ряби облаков. Затем эта полоска скользит вверх: значит, танк начал переваливаться. Вот здесь-то водитель должен почувствовать центр тяжести машины. Опоздаешь сбавить обороты — с сильным ударом машина сунется вниз, рано сбавишь — скатишься обратно. Уловить нужный момент не просто!

Вы прекрасно знаете состояние танкиста, идущего на препятствие, понимаете и чувствуете центр тяжести машины. Михаил Николаевич Макарычев учил меня чувствовать центр тяжести и в жизни. Центр тяжести у танкистов — это самый ответственный момент в преодолении препятствия.

Он рассказал вам о моих делах, а о себе, конечно, нет. Возьмите-ка в своей библиотеке вашу солдатскую газету за фронтовые годы. Прочитайте в ней, как ваш командир во главе группы танков первым ворвался в сильно укрепленный город, как однажды он, сам раненный, трое суток тащил на себе из вражеского тыла обожженного Федора Дубова, как старший лейтенант Макарычев своим танком уничтожил батарею противника. Многое можете вы узнать из газеты о своем командире. А приеду — расскажу кое-что сам».

…Выйдя из палатки, майор Макарычев закурил, жадно вдыхая дурманящий дым папиросы. Недовольство собой овладело комбатом. При чтении письма чувствовал он себя неловко. Но нельзя же было встать и ни с того ни с сего уйти. Подчиненные же не замечали состояния майора. С каждой новой прочитанной строкой они становились оживленнее, то и дело слышались восхищенные восклицания. Сидевшие в отдалении перешептывались, с любовью поглядывая на командира.

После чтения письма солдаты забросали майора вопросами.

— В другой раз, в другой раз, ребята, — отмахивался он, желая поскорее остаться один.

Выручил сигнал горниста.

Когда Макарычев подошел к своему лагерному домику, Нина возилась у двери, тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Михаил Николаевич осторожно обнял ее сзади, отстранил и быстро отомкнул замок.

Вошли, Нина скинула шляпку, заторопилась к печке.

— Миша, я в одну минуту… Пока умоешься — все будет готово. Ужин я в столовке взяла, только подогреть.

— Угомонись, Нинуся, посиди.

Макарычев повесил китель на спинку шаткого стула, усадил на него жену.

— От Дубова есть что?

— Ох, — спохватилась Нина, — забыла совсем. Ребятам твоим от него было и тебе.