Большое собрание мистических историй в одном томе

Тому удалось, однако, постепенно перейти к разговору о деле, и они принялись торговаться об условиях, на которых черный человек соглашался передать ему богатства пирата. Среди прочих условий не было забыто и то, о котором нет надобности распространяться, ибо оно неизменно подразумевается во всех тех случаях, когда дьявол дарит свою благосклонность. Но и в числе менее существенных условий были такие, от которых он ни за что не хотел отступиться; он требовал также, чтобы деньги, которыми Том завладеет при его помощи, были использованы в его видах. Он предлагал, например, чтобы Том вложил их в работорговлю, а именно снарядил корабль для перевозки черных невольников. От этого, однако, Том решительно отказался: он и без того достаточно обременял свою совесть, и сам дьявол не мог соблазнить его сделаться работорговцем.

Встретив со стороны Тома столь большую щепетильность в этом вопросе, он не стал настаивать на своем предложении и высказал пожелание, чтобы Том сделался ростовщиком: дьяволу не терпелось увеличить число ростовщиков, ибо он смотрел на них как на исключительно полезный для его целей народ.

Возражений на этот раз не последовало, ибо ростовщичество отвечало самым сокровенным вкусам и пожеланиям Тома.

— В следующем месяце ты откроешь в Бостоне меняльную лавку, — сказал черный человек.

— Если угодно, я сделаю это хоть завтра, — ответил Том Уокер.

— Ты будешь ссужать деньги из двух процентов помесячно.

— Клянусь Богом, я согласен драть все четыре! — воскликнул Том Уокер.

— Ты будешь требовать уплаты по векселям, отказывать в продлении закладных, доводить купцов до банкротства.

— Я буду доводить их до самого дьявола! — вскричал Том Уокер.

— Вот это ростовщик по мне! — сказал черный плут с удовольствием. — Когда бы ты хотел получить монету?

— Этой же ночью.

— Стало быть, все, — сказал дьявол.

— Стало быть, все, — повторил Том Уокер. И они ударили по рукам и на этом закончили сделку.

Через несколько дней Том Уокер восседал уже за конторкою меняльной лавки в Бостоне. Слава о нем как о человеке денежном, к тому же готовом в любое время предложить ссуду под солидное обеспечение, быстро распространилась по городу и за его чертою. Всем памятны, конечно, времена губернатора Белчера, когда наличных денег было особенно мало. Это было время кредита. Страна была наводнена государственными бумагами; был учрежден знаменитый Земельный банк; всех обуяла страсть к спекуляциям; народ просто-таки рехнулся, носясь с проектами заселения отдаленных областей и постройки новых городов в медвежьих углах страны; земельные маклеры возились с чертежами участков, планами населенных пунктов и бесчисленных эльдорадо, находившихся неведомо где, на которые, однако, было довольно охотников. Короче говоря, спекулятивная горячка, которая время от времени охватывает нашу страну, приняла опасные формы, и решительно все мечтали составить себе несметное состояние из ничего. Как всегда, горячка в конце концов миновала; мечты пошли прахом, и вместе с ними исчезли, как дым, воображаемые богатства; люди, только что перенесшие приступ этой болезни, очутились в бедственном положении, и вся страна огласилась стенаниями о том, что наступили «тяжелые времена».

В эту столь благоприятную для него пору общественных бедствий Том Уокер открыл в Бостоне меняльную лавку. Его контора вскоре наполнилась жаждавшими кредита. Сюда валом валили и впавший в нужду, и прожженный авантюрист, и зарвавшийся спекулянт, и строивший воздушные замки земельный маклер, и расточитель-ремесленник, и купец, кредит которого пошатнулся, — короче говоря, всякий, кто любой ценой и любыми средствами старался раздобыть денег.

Том, таким образом, сделался другом всех нуждавшихся, и он вел себя так, как подобает истинному «другу в нужде», то есть, говоря по-иному, требовал хороших комиссионных и достаточного обеспечения. Чем бедственнее было положение просителя, тем жестче были его условия. Он скупал их долговые письма и закладные и, постепенно высасывая своих должников, в конце концов выставлял их сухими как губка, которую тщательно выжали, за двери конторы.

Он пригоршнями загребал деньги, сделался богатым и влиятельным человеком, задавал тон на бирже и все выше и выше задирал свою голову в треуголке. Побуждаемый тщеславием, он выстроил для себя, как полагается, большой каменный дом, но, будучи скаредом, значительную часть его оставил недоделанной и необставленной. Кичась своим богатством, он обзавелся также каретой, но предназначенных для нее лошадей держал на голодном пайке, и, когда ее немазаные колеса визжали и стонали на деревянных осях, вам могло показаться, будто вы слышите души обездоленных должников, которых он пустил по миру.