Большое собрание сочинений в одной книге

Мне совсем не хотелось спать. Мало ли что я зеваю!

– Зачем люди воюют? – говорю я.

– Война – несчастье всем людям. Начать войну… Разве есть в этом здравый смысл? Нет, сынок, в этом нет здравого смысла… А между тем люди – самые развитые существа на Земле…

– И я самый развитый?

– И ты, только ты еще мал.

– И дядя Гоша самый развитый?

– Наверно, и он, а как же.

Я хотел еще что-то спросить, как вдруг слышу голос Бобы. Мой брат Боба открыл люк на крышу, но влезть на крышу не может.

– Уйди отсюда! – кричу я.

– Мне интересно! Мне интересно! – кричит Боба.

Я с трудом тащу Бобу домой. Он, как всегда, упирается.

– И я тоже, – кричит он, – хочу тушить бомбы!

Мама еще у Фатьмы Ханум. На крышу уж мне все равно не уйти, Боба следом увяжется. Мы раздеваемся. Ложимся спать.

Я вижу во сне старика Ливерпуля.

…Он стоит одиноко на крыше. А вокруг страшилища. Они хотят съесть Ливерпуля. Самые неразвитые существа на Земле.

Старик Ливерпуль берет клещи.

– Я суровый человек! – говорит Ливерпуль.

А страшилища наступают.

– Убирайтесь домой! – говорит Ливерпуль.

Он кидается с клещами на страшилищ. Но страшилищ много. Они ползут к Ливерпулю. Куда ни глянь – всюду страшилища.

Я бегу на подмогу. Хватаю ящик с песком. И кидаю в глаза страшилищ. Страшилища ослеплены. Теперь мы победим. Вперед! Ура! Ливерпуль ловит клещами страшилищ – раз-два! – и прямо в бочку с водой! Я ему помогаю лопатой.

– Вот так! – кричу я. – Вот так! Вот тебе! Вот тебе! Всех страшилищ в бочку с водой!..

26. Бетховен! Бах! Моцарт!

– Просто удивительно, – говорит мама, – нам нечего продать! Как можно было так жить! Вот сейчас эта война, а нам нечего даже продать! У каждой порядочной семьи, на случай войны или там на другой худой случай, безусловно, всегда что-нибудь есть продать. А нам – ну просто нечего, разве только рояль и ноты… Все кругом дорожает, а деньги где взять? Ваш отец виноват, безалаберный был человек, жить не умел! У Рзаевых сервизы, они могут их продать. А чего только нет у Добрушкиных! У всех есть что продать! Володя не мог жить, как живут умные люди. У каждой уважающей себя семьи есть что продать на случай войны или на другой худой случай…

Я все время хочу обедать. Все время мне хочется есть. Я съел бы сейчас не только борщ. Не только суп и котлеты. Я съел бы большой кусок хлеба.

Хлеб можно купить на базаре. Он очень дорого стоит. Мой брат Боба плачет, когда хлеба нет, – тогда мы идем на толкучку.

Пыль там всегда столбом, и солнце печет, и галдеж – просто жуть! Мы с мамой расстилаем коврик, на коврик кладем наши ноты (папины ноты), и мама кричит:

– Бетховен! Бах! Моцарт!

Втроем мы сидим на коврике.

– Клементи! Клементи! – ору я.

Я теперь не играю Клементи. Я теперь вообще ничего не играю. Когда папа уехал, я, правда, играл, но все меньше и меньше. Мама, правда, ругала меня, а потом перестала. Она просто устала меня ругать. Мама хочет продать рояль, а раз так, то зачем ноты? Все равно мама продаст рояль.

– Бетховен! Бах! Моцарт!

Толкотня-то какая! Мы, правда, неплохо устроились. Мы пришли рано. Расстелили свой коврик. Все, кто рано пришел, расстелили здесь коврики. Часто коврик наш топчут ногами. Тогда я кричу:

– Осторожно!

Но в общем-то мы хорошо устроились. Попробуй-ка проходи целый день!

– Клементи! Клементи!

– Сахар! Сахар!

– Кофточки! Кофточки!

– Пирожки! Пирожки!

– Бетховен! Бах! Моцарт!

– Американские штаны! Чистейшие американские штаны из английского материала!

– Не рваная, не новая, отличная рубашка!

– Сто отдашь – пятьсот выиграешь!

– Купите! Купите! Купите!

– Клементи! Клементи! Клементи!

– Бетховен! Бах! Моцарт!

Когда хлеба нет, я не плачу. Вернется мой папа, он мне привезет много хлеба. И мандарины, большие, оранжевые мандарины…

27. Олимпиада Васильевна и мама

Моя мама теперь курьер. Я помогаю маме. Мы вместе с мамой разносим бумажки, разные документы. Боба сидит с Фатьмой Ханум. Целый день разносим бумажки, сдаем почту, ходим по учреждениям. А в воскресенье идем на толкучку. Там мы продаем наши ноты. У мамы замечательная работа. На работе дают обеды. Можно брать сколько хочешь супов. Мы взяли двенадцать супов! Целая огромная кастрюлька. Мы несем кастрюльку и радуемся. Слышно, как булькает суп с лапшой. Мы сольем жидкость и вынем лапшу, а из лапши спечем пышки. Пышек выйдет, наверно, немало. Как-никак – двенадцать супов! Порядочно. Каждому по три пышки. Или же по четыре. По скольку же выйдет пышек?

– Не плескай, – говорит мама, – будь осторожен!

– Дорогу! – кричу я. – Дорогу!

Никто не знает, что мы несем. Все думают, простой обед. А это двенадцать супов! Видел бы нас сейчас папа. «Вот молодцы, – сказал бы он. – Столько супа! Неси, Петя, не выплескай, ну, молодчага, Петя. Я вижу, ты мальчик хороший. Ты помогаешь маме. Ты молодчага, Петя!»

Мы подходим к нашему дому.

Нас ждет Олимпиада Васильевна.

– Здравствуйте, – говорим мы.

– Здравствуйте, – говорит Олимпиада Васильевна. Мы проходим в комнату.

– Вот тут, – говорит Олимпиада Васильевна, – я принесла ребятам…

Мы смотрим на сверток в ее руках.

– Что это? – спрашивает мама.