Большое волшебство

Но случилось это двадцать два года назад и больше ни разу не повторилось. (Хотя за это время мне, поверьте, часто приходилось засыпать в поездах.) С тех пор у меня бывали моменты творческих прозрений и изумительного партнерства с вдохновением, но по чистоте и силе ничто не может сравниться с тем фантастическим происшествием.

Вдохновение налетело, а потом ушло.

Так вот что я хочу сказать: реши я с тех пор сидеть и благоговейно ждать второго такого же незамутненного и страстного озарения, ждать пришлось бы слишком долго. Поэтому я не сижу сложа руки в надежде, что мой гений снова удостоит меня визитом и вот тогда-то я стану писать. Я пришла к выводу, что мой гений проводит много времени, дожидаясь меня: он хочет увидеть подтверждение тому, что я всерьез решила заниматься этим делом. Я представляю это так: мой гений сидит в углу и наблюдает меня за письменным столом, день за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, потому что хочет убедиться, что я серьезно настроена и не передумаю, хочет убедиться, что я действительно всей душой отдаюсь этим творческим усилиям. Когда мой гений поверит, что я не просто так здесь тусуюсь, он может появиться и предложить помощь. Бывает, что помощь приходит года через два после начала проекта. А иногда ждать приходится не больше десяти минут.

Если помощь наконец подоспеет, возникает чувство движущейся дорожки под ногами, а точнее, под написанными мной словами, и я с восторгом присоединяюсь к прогулке. В такие минуты я пишу так, словно это и не я вовсе. Я теряю представление о времени и пространстве и забываю себя. Я просто благодарна таинственной силе за помощь. А когда она уходит, я отпускаю тайну от себя и продолжаю прилежно делать свою работу, в надежде, что в один прекрасный день мой гений снова объявится.

Понимаете, я работаю в любом случае – и с помощью, и без нее, – потому что это необходимо, чтобы жить полноценной творческой жизнью. Работаю неуклонно и размеренно и всегда благодарна за это. Независимо от того, снизошло на меня вдохновение или нет, я благодарю творческое начало за то, что вообще позволяет мне этим заниматься.

Потому что так или иначе, это сродни чуду – все то, что мы можем делать, в чем можем себя пробовать, с чем нам иногда удается сотрудничать.

Я всегда благодарна.

Благодарна всегда.

Ослепленная душа

Вам интересно, а как же Энн Пэтчетт отнеслась к тому, что между нами произошло?

Как она восприняла удивительное чудо о романе про амазонские джунгли, который выскочил у меня из головы и приземлился в ее голове?

Знаете, Энн смотрит на вещи куда более рационально, но в данном случае даже она почувствовала, что во всем в этом есть что-то сверхъестественное. Даже она поверила, что вдохновение тогда оставило меня и – с поцелуем – перешло к ней. В письмах, которые Энн писала мне потом, она великодушно называла свой роман об амазонских джунглях «нашим романом об амазонских джунглях», как будто была суррогатной матерью для зачатого мною замысла.

Это было очень благородно с ее стороны, но совершенно не соответствует истине. Те из вас, кто читал «На пороге чудес», прекрасно знают, что эта блестящая история целиком и полностью принадлежит Энн Пэтчетт. Никто не написал бы этот роман так, как написала его она. В крайнем случае, меня можно счесть кормилицей, которая заботилась о замысле пару лет, пока он подыскивал себе настоящего, верного партнера. Кто знает, скольких еще писателей посетила эта идея, пока наконец не отказалась от моих забот окончательно и не переместилась к Энн? (Борис Пастернак чудесно описал это явление, когда написал: «Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается Бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись».)

Наверняка я знаю только, что этот роман действительно хотел быть написанным и не переставал катиться и искать, пока не обрел автора, который был готов и хотел взять его себе – не со временем, не когда-нибудь, не через несколько лет, не в более подходящий момент, не когда жизнь станет полегче, а прямо сейчас.

Потому он и стал романом Энн.

Что оставило меня в состоянии оглушенности, с ослепленной душой и чувством, что я живу в потрясающем мире, полном тайн и чудес. Все это заставляет вспомнить английского астрофизика сэра Артура Эддингтона и его объяснение того, как действует Вселенная: «Нечто неизвестное делает неизвестно что».

Но лучшая часть такова: «Мне и не обязательно знать».

Я не требую объяснений неведомого. Мне не обязательно понимать, что все это значит, откуда изначально берутся идеи и замыслы, почему творческое начало ведет себя так непредсказуемо. Мне не нужно знать, почему мы иногда способны свободно беседовать с вдохновением, а в другое время тяжко трудимся в одиночку и ничего не рождаем. Мне не нужно знать, почему какая-то идея пришла сегодня к вам, а не ко мне. Или почему она навестила нас обоих. Или почему она бросила нас обоих.