Большое зло и мелкие пакости

— Прогуливаю, — согласился тот. — Алина сказала, что мы вполне можем и прогулять. Она сказала, что ей все равно в офис надо, а меня в школу вести некому. От ее дома до моей школы далеко. Я отличник и могу сколько угодно прогуливать.

— Будешь прогуливать, станешь двоечником, — сообщил капитан, прислушиваясь к шуму баталии: Алина атаковала, но и врач не зевал. — Вот я, например, все время прогуливал.

— И стали двоечником? — заинтересовался Федор.

— Стал, — признался Никоненко.

— А вы меня еще будете допрашивать?

— Это Алина сказала, что я тебя допрашивал?

— Она сказал, что вы меня допрашивали и… воспользовались ситуацией. Она сказала, чтобы я не беспокоился. А я и не беспокоился. Я из-за мамы только беспокоюсь, — добавил он печально, — и бабушка не едет…

Что-то там не так с этой бабушкой, вспомнил Никоненко. Как Федор сказал в прошлый раз? “Мы сели ей на шею”?

— Ты скучаешь без бабушки?

— Нет, что вы! — искренне удивился Федор. — Мне с Алиной лучше. Мы с ней друзья, а с бабушкой мы не друзья. Просто я боюсь, что она сейчас не едет. Значит, потом приедет и станет маму ругать. Я очень не люблю, когда ругают маму!

Он по-взрослому вздохнул и потянул вниз широкую “молнию” новенькой желто-серой куртки.

— Жарко.

— Куртка — блеск! — одобрил капитан.

— Это Алина купила, — похвастался Федор, — вчера вечером. Мы с ней как встали, так поехали по магазинам. Она сказала: чтобы успокоиться, нужно накупить как можно больше всего, а потом наесться до отвала. Мы так и сделали.

Капитану вдруг стало весело и хорошо.

— Что же вы накупили?

— Целую кучу всего. Вот куртку купили. Потом еще мне ботинки. Желтые. Видите? Еще два свитера — один мне и один ей. Который зеленый. Мне не понравился, а она сказала, что хороший. Джинсы купили, рюкзак, медведя маленького — все мне. И еще джип с радиоуправлением, мы за ним специально в “Детский мир” заезжали. А потом поехали есть в ресторан. Алина сказала, что сегодня мы опять поедем, в другой ресторан, в китайский. А вчера мы были в итальянском. Она сказала, что, если мама узнает, как мы проводим время, она нам задаст!

— Это уж точно, — согласился капитан с удовольствием, — она вам, ясное дело, задаст!

— Федор, поехали, — скомандовал холодный отчетливый голос.

Очевидно, поединок, от которого капитан отвлекся, завершился победой дисциплины и медицины.

— Ну что? — спросил Никоненко язвительно. — Конфузия? Виктория не состоялась?

Она выразительно посмотрела на него и ничего не ответила.

— Пошли, Федор!

— Напрасно, между прочим, вы на меня смотреть не желаете, — сказал Федор Иванович Анискин в исполнении Никоненко, — придется вам на меня смотреть и даже еще некоторое время со мной разговаривать.

Она опять не удостоила его ответом.

— Я позвоню вашему главврачу, — сообщила она врачу утомленным тоном.

— Хоть министру здравоохранения, — ответил тот любезно, — если главный разрешит, можете в реанимации поселиться!

— Барышня! — позвал Никоненко. — Остановитесь на минуточку. Поговорите со мной.

— Мне некогда, — отрезала Алина, — мне нужно заехать на работу. Хотите разговаривать, можете ехать со мной.

— Куда же я с вами поеду? — перегибался “Анискин”. — В какой такой офис?

Интересно, она никогда не слышала, что с “правоохранительными органами” лучше поддерживать мир и любовь? Что органам этим ничего не стоит устроить кому угодно такую кучу неприятностей, что выбраться из нее будет проблемой не только для генерального директора рекламного агентства “Вектор”?

Хлопнула дверь в конце коридора, протянуло затхлым сквозняком, и в узком больничном пространстве, пропахшем лекарствами и бедой, материализовался министр по делам печати и информации — или как там — Дмитрий Потапов. Следом за ним двигался охранник, а следом огромная корзина цветов. Очевидно, кто-то ее нес, но кто из-за огромности корзины было не разобрать.

Как в сказке, все моментально перестали ссориться и забыли, о чем только что говорили.

— Добрый день, господа, — издали сказал Дмитрий Потапов, не повышая голоса, — как вас много! Вы все стоите в очереди, чтобы навестить Маню Суркову?

* * *

— Верочка, кофе сделайте нам, пожалуйста, — приказала Алина и, обойдя длинные капитанские ноги, с комфортом размещенные посреди ее стильного кабинета, повесила в шкаф норковую тужурку. — Вам с чем? С молоком? С сахаром? С пирогами?

— Вот у меня приятель есть, Павлик, — душевно сказал косивший под Анискина капитан, — бо-оль-шой человек, а у него буфетчица, Тамара. Она та-акие пироги печет — пальчики оближешь!

— У нас никто не печет, — сказала Алина сухо, — у нас в булочной покупают. Так с чем вам кофе?

— С сахаром и с молоком, — решил Никоненко, — и с покупными пирогами.

Она даже не улыбнулась.

— Верочка, с сахаром, молоком и пирожными. Спасибо. Простите, я отвечу на звонок.

Кабинет с черной и серой мебелью, такой же стильный, стремительный и удлиненный, как она сама, подходил ей идеально. Интересно, кто же платит за все это — за мебель, за офис на Рождественском бульваре, за “Тойоту”, за норковый мех внутри тужурки?