Капитану показалось, что он с разгону ударился головой о чугунный столб. Голова отозвалась басовитым столбовым гудением, которое отдалось в уши и почему-то в глаза.
— В какой одежде?
— В моей, — Алина поднялась и решительно направилась к плите, — мне нужно выпить кофе. Я плохо соображаю.
— Не трогайте здесь ничего! — прикрикнул Никоненко. — Быстро говорите мне, что это за история с одеждой?
— Все, что на ней надето, — мое, — сказала Алина брезгливо. — Джинсы, свитер, куртка. Когда я вошла в квартиру и увидела ее, я думала, что у меня начался бред. Я решила, что это я… лежу. Я не знаю, как это объяснить. Я думала, что у меня раздвоение личности или что-то в этом роде. Я когда-то любила Клиффорда Саймака.
Капитану было не до экскурсов в иностранную литературу.
— Ваша домработница носила вашу одежду?!
— Да. Я не знаю, носила она ее или только один раз надела, но сейчас она в моей одежде.
Это все меняло.
— Вы никогда не замечали, что она носит вашу одежду?
— Нет, конечно! Она отдавала что-то в чистку, потом приносила обратно, и я никогда не проверяла, что она унесла, а что принесла. Я ей доверяла. Я хорошо ей платила и все лишнее барахло всегда дарила ей.
— Одежду, которая на ней, вы ей не дарили?
— Нет. Куртку я месяц назад привезла из Парижа. Специально к весне. Надела только один раз. Свитер ни разу не надевала. Впрочем, какое теперь это имеет значение! Просто она глупая девчонка, и мне ее жалко.
Голос у нее изменился, как будто разбух в горле, и Никоненко подумал — сейчас она наконец сообразит,
— А кофе?! — вдруг крикнула она. — Почему я не могу даже выпить кофе?!
— Потому что здесь могут быть отпечатки пальцев, — мрачно проинформировал ее Никоненко.
— Каких еще пальцев?!
— Всяких, — ответил он туманно. — Скажите, Алина Аркадьевна, в последнее время вы с вашей подругой Сурковой ничем таким не занимались?
— Каким — таким?!
— Никто из вас в игре “Как стать миллионером” не выиграл?
— Игорь Владимирович, что вы несете?! — обретая прежний холодный тон светской дамы и директора рекламного агентства “Вектор”, сказала она. — О чем вы?
— Сделки, контракты, большие суммы, какие-нибудь денежные переводы, — он усмехнулся. — Золото. Бриллианты. Наркотики.
— Что — золото, бриллианты, наркотики?
— Не приторговывали?
Костлявая неженственная ручонка сжалась в остренький шишастый кулачок. Глаза за стеклами сиротских очочков сделались злыми и зрачки стали поперек, как у кошки.
— Ну вот что, Игорь Владимирович. Я Лилю не убивала. Если вы хотите сказать именно это, то лучше воздержитесь. Это я только на вид смирная, а на самом деле со мной лучше не ссориться.
— Это вы-то смирная? — поразился Никоненко и спросил, проверяя очередную теорию: — А Федор как себя чувствует?
Она отреагировала именно так, как полагалось:
— У него все в порядке. Мама сказала, что он в школе, его утром мой отец отвез. Вроде все прошло без последствий.
— Что прошло без последствий?
— То, что он видел, как стреляли в его мать, — выпалила она ему в лицо. — Послушайте, Игорь Владимирович, вы только притворяетесь бесчувственной скотиной или вы на самом деле такой? И что это за вопросы про золото, бриллианты и миллионеров? Или это все тонкие милицейские ходы?
— Какие еще ходы, Алина Аркадьевна! — сказал он злобно. — Если бы вы хоть чуть-чуть соображали, вы бы давно поняли, что домработница ваша померла
Алина Латынина соображала хорошо, зря упрекал ее капитан Никоненко.
Костистый кулачок разжался и сжался вновь. В обморок она не грохнулась, и лицо не побледнело, и дрожь тоже, кажется, не пронзила все ее существо, как писалось в романах, которые почитывала никоненковская сестра Ирина. Никаких киношных признаков внезапного и сильного испуга.
Капитан даже восхитился потихоньку.
— Раз так, — решительно сказала Алина Латынина, — нужно срочно куда-нибудь увезти Федора.
В середине дня Никоненко с изумлением узнал, что потерпевшая Суркова в больнице больше не лежит.
— Как не лежит?! — гаркнул капитан, услыхав такие необыкновенные новости. — А где же она теперь лежит?! На кладбище, что ли?!
Врач ответил с ехидцей:
— Сегодня была дома. Элла Михайловна ее навещала и сказала, что дела идут на поправку. Мы теперь ее навещаем на дому. На амбулаторную форму перешли.
— Да какого хрена вы на нее перешли, а мы ничего не знаем?!
— Этого я сказать не могу, — ответил врач с оскорбительным сочувствием в голосе, — вам разве Потапов Дмитрий Юрьевич не звонил?
Никоненко молчал, с трудом дыша от злости.
Не звонил ему Дмитрий Юрьевич Потапов. Представьте себе, нет, не звонил. Забыл, наверное. Или не смог. Мобилу потерял. С ними, с министрами, это бывает.